меньшие! И не вздумай замок поменять, с милицией приду.
Он нагло улыбался, глядя в Катино лицо. А Катя сказала тихо:
– Ты просто не знаешь законов. Изучи.
Борик примолк. Потом, не в силах преодолеть то ли беспокойство, то ли
любопытство, вопросил, брезгливо глядя на Вику:
– Кто это у тебя?
– Это? – переспросила Катя. – Это… моя девочка. Сегодняшнюю ночь мы
провели вместе, а сейчас отправляемся предаться шопингу. Идем, дарлинг?
Вика хрюкнула, потом вытянула губы дудочкой и прогнусила:
– Май лав, я тебя обожаю.
Они обе не удержались и посмотрели на Борино лицо. Улет.
Вика проводила Катю до метро, чтобы, как она выразилась, еще раз
обсудить свои действия, хотя они обо всем уже с утра договорились.
Сегодня Вика будет тормошить Генку, чтобы он не впадал в депрессию,
как домашний, расскажет ему по секрету про все, что они с Катей вчера
раскопали, и то, что Катя к в ближайшее время пойдет к следователю.
– Ты поддержи там его, пусть не раскисает. От меня передай, что не верю
я в этот бред. И если бы всерьез его подозревали, давно бы в СИЗО отправили.
Есть, наверно, какой-нибудь и для подростков. Хотя, конечно, сейчас ему не
позавидуешь.
Все воскресенье, почти до девяти вечера, Катя была занята
непосредственной своей работой, переустанавливала операционную систему
на компьютерах, находящихся в ее ведении, а это весь четвертый этаж:
бухгалтерия, юрист, патентный отдел и сам финдиректор.
Вчера были похороны. Траурную церемонию назначили на два часа. День
был разбит, поэтому Катя решила выспаться, а потом попытаться выяснить хоть
какие-то координаты следователя, который занимается этим делом.
– А что такого? – подумала она и смело набрала номер приемной. –
Гюрза должна знать, пусть подскажет.
Клара Григорьевна была на месте и действительно знала, и даже не
скрывала, что знает все: и имя следователя, и его фамилию и даже его
служебный телефон, который был оставлен милицейскими именно на случай
проблесков памяти или каких-либо важных находок.
Но она не собиралась делиться контактами, и держалась недружелюбно,
иными словами – хамила.
– Вам это ни к чему, уважаемая. Все ваши эмоции не имеют никакого
значения для объективного ведения следствия. Вы намереваетесь на жалость
брать сотрудников милиции, убеждать, что этот ваш Коростылев не мог, а он
мог. И, в конце концов, не мешайте правосудию! – слила все в один флакон
бывшая училка.
И разъединилась.
Но телефон на ее столе через минуту затренькал снова, и Катя – а это
была Катя – спросила насмешливым голосом:
– А не подскажете, уважаемая, сейчас Танзиля Усмановна на месте? И
посоветуйте заодно, как мне лучше ей объяснить, почему с таким вопросом
обращаюсь напрямую к исполняющему