Саша-сан зарыдала. Гостья, придвинувшись к ней, обняла ее. Подковин молча разглядывал японок.
– Как ты смотришь на мою домашнюю жизнь? – пытливо спросил его Лыков.
– Баловство, – процедил сквозь зубы Тихон. – Сплошное похмелье у вас. Ведь можно жениться и на русской девушке…
– В точку сказано!.. – Лыков тряхнул головой, – На Руси много невест. И в моем глазомере они есть. Например, Валя Инова.
Тихон вздрогнул, выпрямил ноги и подтянул под бок подушку.
– Прекрасный человек, редкая девушка, красавица.
– Вот и сватались бы, – почти со злобой сказал Подковин.
– Бесприданница! Отец – служащий. Сколько с нею? Какая-нибудь тысяча, много – две.
Подковин рассмеялся.
– А про человека-то опять забыли? Да ей цены нет!..
Хозяин приблизился к гостю, чтобы налить ему ликеру.
– Оставайся здесь. Мы наворочаем с тобой делов. А осенью женишься… У меня есть невеста. Дочь миллионера. Молодая, красивая, интересная, образованная. Такая же музыкантша, как и Валя. Ищет себе в мужья молодого чиновника, а не купеческого сына.
– Осенью мне на призыв, – уклончиво ответил Тихон.
– А-а-а… жаль, – протянул Лыков. Взор его потускнел, на лице отразилась усталость.
Во все время разговора мужчин Саша-сан зорко следила за Лыковым. Заметив резкую перемену в его настроении, она присела к нему и тихо спросила:
– Ты что? У тебя какое-то дело плохо прошло? Не удалась сделка?
– Да, милая Сашенька. Сорвалось. Нашел человека, вот, кажется, твой – и нет его, – сказал упавшим голосом Лыков. – Досадно… Давай, милочка, сыграй, а Вишня-сан станцует.
Тихон недоумевающе смотрел на японку и Лыкова. Саша-сан приготовилась подняться, щеки ее были покрыты румянцем. Увлажненные глаза смотрели мягко, а в углах губ залегла добрая улыбка. Тихон потянулся к Саше-сан, а она стала около него во весь рост, поправляя кимоно.
«Нет, это редкая красавица», – подумал он, и, когда Саша-сан отошла от столика, он повернул голову к Вишне.
– Боже мой, как намалевана, – шепнул он себе под нос и едва удержался от брезгливой гримасы.
Саша-сан стала играть на японской гитаре. Дребезжащие, унылые звуки какого-то разорванного на мелкие куски мотива ударяли по сознанию Тихона, но не раздражали. Он силился уловить мелодию и не мог.
«Как дым ощутима, а неуловима», – подумал он.
Лыков подлил себе коньяку. Тихон пил ликер. Вишня— сан танцевала, медленно разводя руками и покачивая телом. В слабом освещении бумажных фонарей японка, одетая в длинное голубое, с крупными белыми цветами кимоно, казалась подвыпившему Тихону воздушной, случайной. Танец и музыка утомили его.
«Красота у японцев все-таки есть: в музыке, в танцах… Но не в нашем характере они. У русских