Я отвернулась, заставляя себя смотреть на колыбель и корзины.
– Просто от неожиданности испугалась, и всё.
Ещё не хватало, чтобы он думал, будто я его боюсь. Пусть идёт, куда шёл!
– Красивое у тебя платье. Тебе идёт. Словно поле одуванчиков.
Он что издевается? Чувствую, щёки краской наливаются, и от злости всё внутри дрожит.
– Ты куда-то шёл?
– Ага.
– Вот и иди!
Гордей пожимает плечами, небрежно так, но глаза снова липнут – мышцы у него так и гуляют, так и красуются. Как я ни старалась, взгляд всё равно упал вниз – почему они не носят тканых поясов? Глянула бы и сразу поняла, есть ли у него кто-то.
Тьфу ты, да какая мне разница!
Отвернувшись, я хватаю колыбель, в которой лежат корзины. Не хочет он уходить, сама уйду. Жаль только, быстро уйти не получится. Зачем только Глаша такую хорошую мебель заказала? Колыбель цельная, из дерева, да ещё ножки… всё равно что бычка годовалого тащить – чем-нибудь да ударит.
– Давай помогу.
– Я сама!
Он подходит и нажимает на края колыбели руками, конечно, против его силищи мне не устоять! Колыбель со стуком опускается на пол. Потом он отодвигает меня плечом и хватает её сам.
– Похоже, не умеешь ты ни помощь принимать, ни комплименты своей красоте.
Если бы я была чайником, в этот момент бы и закипела. Ох, сказала бы тогда, всё, что думаю! Но приходится молчать, сорвусь, накричу на постояльца, Глаша может и от места отказать.
А Гордей потом наклоняется, так, что его нос почти упирается мне в щёку и тихо-тихо говорит:
– Надо улыбнуться и ответить: «Спасибо».
Я чуть зубами не клацнула, а может и клацнула, звук вроде был. Он быстро отодвинулся и как ни в чём не бывало сказал:
– Веди.
В самом деле, не драться же с ним за колыбель? Хочет тащить – ну и пусть тащит! Я сжимала губы так, что все их покусала, но довела до чердака молча. Так же молча ткнула пальцем на лестницу. Сделала вид, будто не вижу вопроса в его глазах.
– Наверх поставь куда-нибудь.
Пока он тащил колыбель наверх, я сбежала. Ушла, вернее.
Правда, недалеко. Конечно, я не думала, что Гордей украдёт вещи с чердака или что-нибудь сломает, или даже будет лазить, где не просят, нет, просто, если Глаша случайно узнает, что я вот так взяла и оставила гостя бродить, где ему не следует, тогда ждёт меня выволочка. А я этого жуть как не люблю, потому что приходится молчать и вздыхать, и жизнь после таких заслуженных выговоров кажется совсем тоскливой.
Да, и только поэтому я вернулась!
Гордей уже поставил колыбель в угол к ещё двум таким же, так, чтобы проходу не мешала, и оттряхивал руки. Надо же, как будто она пыльная была. Я, между прочим, ее тщательно протирала!
– И часто ты такие тяжести таскаешь? Неужели тут нет никого для тяжёлой работы? – спрашивает Гордей.
Я внимательно вслушиваюсь и прокручиваю его тон в голове. Вроде ни насмешки, ни укора, ни нравоучений