Для каждого хирурга операционная выглядит по-своему, ибо каждый приносит в нее собственную атмосферу. После тщательной стерилизации и кварцевания помещение полностью нейтрально, но стоит открыться белым створчатым дверям с круглыми окошками-иллюминаторами – и вот она заполняется людьми в разноцветных форменных робах. Открываются окна, впуская резкий запах скошенной поутру травы и дорожной пыли с парковки. Включается радио. Каждый врач выбирает свою волну. Козырев оперирует под звуки старого рок-н-ролла, Тесарь – под современный джаз, Тарасов – под русский рок, Вахрушин – в полной тишине и с закрытым окном (отчего вся бригада успевает вспотеть еще в начале операции). Когда хирург широким шагом заходит в комнату, держа перед собой руки, его настрой тут же передается остальным. И это —результат постоянного глубокого сосредоточения, в котором он находится даже во время сна, годами выработанное искусственное состояние, которое служит щитом и поддержкой в работе для него самого и для всех, кто рядом. Идя в операционную, Тесарь будто бы рассеян и замкнут, Тарасов – будто бы слегка разозлен, Вахрушин – расслаблен и весел.
Козырев всегда собран. Есть много способов настроиться на предстоящую тяжелую работу – пожалуй, столько же, сколько хирургов в этой клинике. За долгие годы Козырев железно выработал для себя один безотказный: представлять в своей голове яркий белый свет, обступающий со всех сторон, отсекающий все лишнее. В этом свете сгорают сомнения и страхи, остается лишь голая суть вещей, и тогда уже ничто не заслоняет старшему Атланту его истинное зрение. Он видит всю операционную, как единое целое, и его задача – сделать так, чтобы работа слаженного механизма не сбилась и не застопорилась.
Сегодня оперирует Алексей Тарасов. На столе тяжелый больной, настолько, что в этот раз даже радио играет еле-еле. В такой ситуации важно все, даже движение воздуха, поэтому сестры стараются дышать в сторонку, чтобы не отвлечь хирурга от задачи. Производится удаление левого легкого. Нужно наложить лигатуру на крупные сосуды и пересечь их так, чтобы лишний раз не задеть сердце больного, которое судорожно бьется в широком разрезе. Сама по себе техника обработки сосудов у Тарасова отработана блестяще, но есть другая трудность. Невидимые взгляду непосвященных, в открытой ране копошатся целых три черных нори. Одна из них плотно присосалась к корню легкого, и с ней, пожалуй, проще всего; а вот две другие решили захватить аорту и верхний левый бронх. Это мешает быстро обезопасить операционное поле от кровопотери, а ведь времени терять нельзя: сердце у больного работает с перебоями, давление постепенно понижается, и пусть анестезиолог и медсестры то и дело вводят в катетер новые порции крови и укрепляющие средства, надо спешить.
Отделить от живой ткани организма злобную нори, напитавшуюся его соками, – все равно, что удалить небольшую опухоль. Скользкое черное существо, по сути, состоящее из слизи и пучка нервов, образующих что-то вроде