При этом автор хотел показать, что провинциальный русский мир и коренной русский человек, не смотря на все испытания, выпавшие на их долю в двадцатом веке, на вынужденное приспособление к различным "-измам" оставались прежними, сохранившими связь между духовными, культурными и историческими корнями. Вследствие чего провинциальный русский человек никогда не был пресловутым «совком».
И только Глобализация вкупе с Интернетом в отсутствии осмысленной политики в области образования и культуры грозят разорвать эту пережившую и выдержавшую многие исторические потрясения связь.
Глава 1. Родовое гнездо
В последний приезд Меркулова-младшего родной город показался ему похожим на старого опустившегося человека, переставшего стесняться своей бедности, отчего ее признаки не замедлили проявиться откровенно и беспощадно.
Глубокими морщинами и родимыми пятнами обезображивали его лицо трещины и обнажившаяся дранка облупившейся штукатурки на фасадах некогда щеголеватых дворянских особняков и солидных каменных домов купеческого сословия, нахально, из «грязи» вылезшего в «миллионщики».
Словно подражая Пизанской башне, кособочились пристройки деревянных крылец с пыльными стеклами окошек, тускло освещающих стоптанные до сучков ступени лестниц, обитые потертым дерматином или клеенкой с вылезшим из дыры клоком серой ваты двери, за которыми когда-то между изразцовыми печами и окнами, заставленными горшками с разноцветной геранью, при мягком свете свечей, керосиновых ламп и шелковых абажуров уютно помещались поколения добропорядочных мещан.
Прерывистыми и кривыми каскадами свешивались по углам домов проржавевшие водосточные трубы, отчего после дождей ползли по стенам пятна зеленой сырости, во время зимних оттепелей не расчищенные от снега тротуары бугрились опасной наледью, а карнизы крыш щерились на прохожих остриями метровых сосулек.
Пустыми провалами пожарищ щербились порядки улиц, после того как огонь, не обращая внимания на фасонистую башню знаменитой городской пожарной каланчи, давно лишенную бдительного часового, находил себе очередную жертву. Пожарища быстро зарастали бурьяном и мусором. Но в последнее время пепелища со стороны улиц приспособились прикрывать декорацией временных загородок с изображением логотипа главной пропрезидентской партии.
Замерли в параличе многочисленные в прошлом промышленные предприятия, остановились мануфактуры, сто лет тому назад принесшие городу славу льняной столицы России.
Опустели широкие волжские фарватеры.
Но процветала торговля одеждой, украшенной ярлыками мировых брендов, сшитой в московских подвалах и гаражах вьетнамскими нелегалами, китайской бытовой техникой, предметами повседневного спроса и различными услугами. Притом, что скуп и ненадежен был источник наличных денег, перетекавших из рук в руки, поддерживая покупательную способность городских обывателей, фасады обветшалых домов украшали вывески банков, магазинов и прочих коммерческих заведений.
«Магазин модной одежды «Денди», «Меха России», «Салон одежды для леди «Стиль», «Студия художественной татуировки «Капитан Флинт», «Кафе-караоке «Барракуда», «Паб «Бристоль», «Пиццерия «Сан-Ремо» или «Ритуальные услуги элит-класса «Утешение» ожидали своего живописца, способного красками увековечить фантасмагоричность увиденного.
При этом город не стоял на месте. Город прирастал своими окраинами, которые расползались, следуя речному течению.
Люди, населявшие новые городские окраины, там спали и размножались, не отличаясь этими свойствами от жителей прочих городов мира, но зарабатывать деньги приезжали в старую, центральную часть города, наполняя ее неширокие улицы, спланированные с расчетом на гужевой транспорт XIX века, табунами лошадиных сил, упрятанными под капотами современных автомобилей. В результате проезжая часть городских улиц представляла собой лоскутную пестрядь асфальтовых заплат, и требовала непрекращающегося латания то и дело возникающих ям и колдобин.
В те времена, о которых пойдет речь, город был на сто лет моложе. Для города с его более чем восьмисотлетней историей этот срок должен был казаться не столь значительным. Но для семьи Меркулова-младшего, как и для прочих миллионов семей, этот отрезок времени стал эпическим, полностью изменившим уклад общественной и частной жизни, посягнувшим на саму личность человека, стирая грань между ее индивидуальной и общественной природой.
Жизнь Меркулова-младшего началась в городском родильном доме, из которого он через три дня после своего появления на свет был доставлен в родовое гнездо, представлявшее собой полутораэтажный дом, выходящий фасадом на улицу, на противоположной стороне которой высился забор колхозного рынка.
Нижний, полуподвальный, этаж дома был каменный, сложенный из красного кирпича с сохранившимися оттисками