Поэтому, дабы не смешить тебя своими тщетными стараниями удивить метафорами первого поэта современности, я стану придерживаться лишь самой сути, не разбегаясь белкой по древу, это придаст моим сочинениям лаконичности, а моей персоне – значимости.
На первый твой вопрос я отвечу вполне стандартно – я не поклонник писания мемуаров по причинам, подробно изложенным самыми разными авторами в самые разные времена, открой хотя бы «Высокий замок». В самом деле, бесчестно (да и бессмысленно) отдавать молодого человека, жившего и чувствовавшего, во власть редакторских ножниц закостенелого старца, правящего былые порывы в угоду синклиту благоприобретенных концепций под председательством склероза. Разумеется, в том безудержном хаосе, который мы творили в юности, теперь, задним числом, можно отыскать и логику, и глубинные причины, но разве мы думали об этом, совершая разные безумства? Это было бы бессовестным враньем. Ко всему прочему, этот жанр заведомо предполагает некое кокетство, в котором меня (несмотря на присущее мне, как политику, хотя и в минимальной степени, чувство актерства) еще никто не обвинял. Что же касается фактической стороны дела, то последние сорок лет моя жизнь проходит в таком плотном окружении, что вряд ли я буду когда-либо испытывать недостаток в биографах, и сам по себе едва ли смогу поведать какие-то неизвестные детали. В любом случае признаю, что прошлое и наши представления о нем – весьма далекие друг от друга вещи.
За свою жизнь я радикально менялся дважды. Сегодня не то что того сентиментального эгоистичного юнца, которого ты, может быть, помнишь, давно нет на свете, нет даже того, кто его сменил в годы моих странствий и сражений, когда судьба так причудливо нас сводила и разводила. Теперь живет и царствует кто-то третий, и мне удивительна (а во многом и неприятна) сама мысль о том, что с него можно спросить и потребовать объяснений за прегрешения двух его предшественников.
То же могу ответить и по второму твоему вопросу. Ты предлагаешь мне самое трудное – абстрагироваться от обстоятельств. Боюсь, эта задача мне не по силам. Ты прекрасно знаешь, что практически все свои злодеяния я творил по соображениям государственной необходимости, но маска прирастает к лицу, и теперь мне самому трудно ответить на вопрос: а не был ли я уже рожден тем монстром и кровавым чудовищем, каким ныне предстаю в общественном, да и в твоем мнении?
Нет. Даже здесь, даже наедине с тобой я не могу удержаться от оправданий. Господь, который сломал наши с тобой жизни, взамен даровал нам возможность выбирать судьбу. Ты предпочел короткую жизнь гения – даже не посчитался с