Наступает моя неделя. Подъезжаю к вагончику, предвкушая радость встречи. Что такое? Толик не вышел встречать на крыльцо, странно, – дверь вагончика открыта настежь… хм… если б ушёл на полевой стан, дверь-бы запер на замок. Напился до зелёных свиней? Не может быть, ведь знает, – домой ехать. Это я ещё мог себе позволить такую роскошь, – сесть за руль выпивши. Ещё бы, – пол города хороших знакомых, – чуть-чего, вытащат, но Толик (!!!) даже рисковать не станет, даже за день до руля. Та-ак… Поднимаюсь на крыльцо. Тишина. Прохожу по коридорчику, в дверной проём, и что вижу, – на своей койке, свернувшись калачиком и забившись в угол, – даже не знаю, как и сказать-то, – то ли лежит, то ли сидит мой друг Толя, и молча, каким-то, ничего не понимающим взглядом смотрит на меня. И молчит. На полу даже не пятна, а лужи крови, а он правой рукой придерживает окровавленную, – левую.
Спрашиваю:
– Что такое?!
– Маховиком мотора клок мышц с предплечья вырвало.
– Толя, – прыгай в машину, – быстрее, в больницу.
От потери крови он ослаб, но в Москвича сел сам. Гоню во весь опор по кочкам. Километров с десять.
Пока ехали, рассказал мне Толя такую штуку:
Перегнал, говорит, я все Волжанки, подсоединил, ну в общем выполнил все процедуры по ранее описанному мной перечню. Оставалось только запустить силовую установку, – водокачку. Да зашёл, говорит, я, на секундочку, зачем-то, в вагончик. Выхожу и вижу: – прямо передо мной, шагах в десяти, сидит заяц и глядит прямо на меня. Сидит как-то по собачьи, на попе. Я остановился, – заяц сидит и смотрит, я спокойно вернулся в вагончик, взял винтовку и вышел на крыльцо, – заяц сидит и глядит на меня, – прицеливаюсь, бабах, ранил, – заяц, скачками, – в камыши, и притаился. Я подошёл ближе и выстрелом добил его. Привязал за верёвку и опустил в воду. Думаю, – приедешь, сварганим что-нибудь.
И тут, представляешь, – понять не могу, – с какого перепугу, для чего, почему, я пошёл опять к Волжанкам и стал заводить ЗИД, вот будто кто тянул меня, а я не в силах был противиться. Начал заводить ЗИД, и рука попадает в этот самый маховик, и тот вырывает лоскут мяса. Я, говорит, сейчас, не могу в себя прийти, – Сань, что это было? Почему? Мне, говорит, кажется, – это было наказание за расстрелянного зайца, это-ж не охота была, а убийство…
От этого рассказа у меня тогда мурашки шли по коже. Я по сей день помню его состояние помешательства, это было очень заметно. Он постепенно пришёл в себя и через неделю, в свою смену, вышел на работу. Со временем эта история забылась, но меня до сих пор не покидает ощущение того самого, – ТРЕТЬЕГО предупреждения.
До той ночи
До той