Ты царевна и царица.
Не страшна нам больше смерть.
Обернулось счастье птицей,
Чтобы на небо взлететь!»
«Мне тебя не забыть до могилы…»
Мне тебя не забыть до могилы,
Сердце вспомнит и голос, и лик.
Вот опять незабвенный и милый
Образ твой предо мною возник.
Я лицом постарел немного,
Но ты сможешь меня узнать,
Когда буду, пройдя дорогу,
У крыльца твоего стоять.
«Вот уже и последние листья…»
Вот уже и последние листья
Догорают, как угли в костре.
Осень тихо, с украдкою лисьей,
Заметает следы в ноябре.
Мне-то что за охота усердно
Из укрытья за нею следить.
Это просто привычка, наверно, —
Провожать, расставаться, любить.
Я тебя проводил, будто осень,
Без надежды, что встречу в саду.
Под плескание крыльев и весел
Не надеюсь, но все-таки жду…
Вот опять незабвенный и милый образ твой предо мною возник…
«Мне б увидеть тебя напоследок…»
Мне б увидеть тебя напоследок,
Посмотреть откровенно в глаза,
Словно сквозь колебания веток,
Ненадолго взглянуть в небеса.
А потом долго помнить и думать
О тебе каждый час, каждый миг,
Чтобы жизнь не казалась угрюмой,
Не казался безрадостным мир.
Святые и грешные
Здесь от века святые и грешные
Шли в небесный Иерусалим
Время
Время – разбрасывать камни,
Время – собирать камни…
Не время – разрушать храмы,
Но время – строить их вновь.
По камням скитается Каин,
В пустыне скрывается Каин.
Направо пойдет или прямо —
Везде ему чудится кровь.
Вдали возвышаются горы.
Оставим ненужные споры,
Мы верим, Он явиться скоро
И всякую вытрет слезу.
Мы ждем его двадцать столетий.
Два Рима разрушены, третий
Стоит уже тысячелетье
Над бездной людских безумств.
И кажется: вот уже скоро
Из облака вырастет город,
И к долам понизятся горы,
Как было две тысячи лет.
И слушаем дальнее эхо,
Гонимое бубном и смехом,
Желанное дальнее эхо…
Но в вечности времени нет.
«Эта жизнь не кончается моргом…»
Эта жизнь не кончается моргом,
И здесь не уместен торг.
Вот бредешь ты верблюдом двугорбым,
Может в Китеж, а может в Нью-Йорк.
А в горбах твоих память столетий,
Что в подземных озерах вода,
Голограммы церквей и мечетей,
Как