– Мы – обедать, – сообщил загребной. – Привет передним, только, похоже, они вас многовато наставили.
Белов задумчиво кивнул, придерживая гребок.
– Завтра поборемся, – пообещал рулевой. – Записочку только подвесьте.
– Конечно, конечно, – отозвался Белов. – Вы думаете со светом выйти?
– А что! – залихватски возразил тот, уже уводя в сторону, где среди ивняка, проткнутого несколькими берёзками, выдался галечный пляж.
– Долго не встретимся, – пробормотал Белов.
Студенты, может, и не расслышали, а в Зуеве встрепенулась преферансная душа, и он весело обернулся. Белов, однако, минуту будто о чём-то раздумывал и только потом, прищурившись решением, вложился в работу.
Стайка чаек пролетела навстречу, то и дело прижимаясь к воде. Их спутавшиеся чёрно-белые синусоиды оставляли в воздухе лёгкий слоистый след, видимый улыбающейся изнанкой воображения. Затем гонщики опять остались одни.
Но одиночество длилось недолго, как в мечте. Река стратегической дугой прощания отклонялась к западу, где, всё равно за горизонтом, был единственный, и последний, город. Далее река оставалась наедине с тайгой. Сам город стоял на другой реке, тёкшей, благодаря водоразделу, противоположно, – и, глядя на карту, это походило на встречу двух близких и равных людей, ещё равных, из которых первый отправляется в нежное умиротворение юга, билет в один конец, а другой, невольным волнением приникая к встречной судьбе, уже взял суровый жребий…
Река не достигала города, но он слал к ней своих послов. Стали попадаться покосы с громадными, издали похожими на слонов, стогами, лес всё чаще расступался, по холмам заблестели поля. Кое-где росли, сбегая в долину почти к режущей берег дороге, жгучие травы, название которых Зуев когда-то знал, – и с чувством двоюродности проплывал мимо. В одно месте берег шёл долгим уклоном, – и тысячи капустных голов, казалось, собирались скатить в реку.
Разреженные, как коршуны, урчали трактора, и то и дело странная и неожиданная фигура человека вырастала на берегу, косаря или рыбака, будто заимствованного в далях. Некоторые махали руками и кричали что-то очевидное и неразборчивое. Завидев их, Зуев чувствовал одновременно радость и что этого не нужно. У многих рыбаков, вместо удочек, были проволочные ловушки с деревяшкою поплавка, и приходилось их огибать, чтобы не запутать лески.
В заводях рыбачили с лодок. Когда байдарка приблизилась к одной из них, старичок, горбиком застывший в ней, не оборачиваясь, поднял сморщенный палец. Детски повинуясь, гребцы подняли вёсла и покатились тихой скользью. Старичок посмотрел на них исподлобья, как сквозь туман. Ему было лет семьдесят.
– Спасибо, – прошептал он. – Голавля беру, пугливая особь. Плеснёшь – разбежится мигом, и снова подманивай. Запросто.
По воде