Белов тронул педаль, разворачиваясь боком, – вода под рулём зашелестела. Лось услышал, заметил людей и бурно бросился прочь. В одно мгновение он вскинулся на осклизлый берег и, проломив тальник, исчез. Зуев с восхищённой надеждой вытягивал шею, словно ожидая, что зверь передумает и вернётся. И когда до обеда ничего сказочного более не произошло, ему стало по-детски одиноко и немного скучно.
3
Пологая безлесая гора была полна отзревающей клубники. Нарвав её, покуда Белов хлопотал суп, Зуев теперь обсасывал плодоножки и лениво кидал их в костёр. Белову эта клубника не нравилась. Он отыскал поблизости калинник и набрал горсть прозрачной горечи, не зная, что теперь с ней делать.
В природе ничего не менялось, день стоял удивительный, лишённый времени. Оно было только внутри чувства, но без движения почти замерло.
Вдали показалась лодка. Она шла неровно, унисон вёсел то и дело разбивался враспашку; однако, завидев дым и людей на берегу, гребцы состроились и не без лихости подлетели к горе. Это был студенческий экипаж, вышедший на первую гонку. Ребята ещё не поняли, в чём они слабее остальных и отчаянно старались.
– Привет молодым! – крикнул Белов, встав, но не спускаясь.
– Привет старикам! – последовал ответ в тон. – Кто впереди?
Белов хмыкнул. Ребята ещё не обедали и шли не самыми последними только потому, что в десятой байдарке была такая же зелень. Тем не менее, он ответил серьёзно:
– Должны быть уфимцы. В получасе, наверное, ну, чуть больше. Если сейчас встанут, успеете. А то давайте к нам.
Студенты заколебались, завистливо вдыхая дымок. Они явно измучились. Но гордость взяла верх.
– Спасибо, мы ещё поработаем…
В азарте им хотелось настичь и следующий экипаж.
– Пятнадцать минут, – сказал Белов, вновь опускаясь на траву. Он прикусил былинку и закрыл глаза, чувствуя и поворачивая в груди так и эдак жизнь, как с отрешённо-долгим вниманием поворачиваешь в пальцах милую вещь.
Зуев начал собираться.
Если ходовой день был ограничен только ночью – и силами гонщиков, то обязательный обед должен был продолжаться не меньше полутора часов; и Зуев опять спросил, только уже себя самого, все ли этого придерживаются. Впрочем, он успел почувствовать, что идти наотмашь – себе дороже, и что, если б не какой-то зуд, позывающий в путь, он тоже сейчас разблаженствовался бы на тёплой траве.
Четверть часа минули, Белов зевнул и потянулся за картой.
Зуев смотрел за игрой плавунцов, пытаясь запомнить одного и выследить его минутную судьбу… Он понимал, что они скоро нагонят студентов, – но это не усмиряло волнения и неопределённости, словно какие-то ирреальные