Записки из альбома. Павел Николаевич Поляков

телевизор, на толпы народа крушившего символику старого режима, арестованных членов хунты с опущенными как у провинившихся школьников головами, на сияющих радостью победителей. Даже похороны погибших стали, каким – то праздничным мероприятием, подчеркивающим рубеж между темным прошлым и светлым будущим, на котором пали защитники белого здания. Казалось, радовались все, в том числе и те, кто сочувственно относился к хунте. Все было похоже на огромный вихрь, в центре которого был Он – наш кумир. Мы все еще верили Ему. Во всей этой нереальности происходящего, казалось, Он один знал, что делать. Быстро создавалось очень многое, и в итоге Он взял бразды правления в свои руки так, что стало ясно, что Он их больше не отдаст никому. Я и Надежда ощущали свою связь со всем этим – и через пролитую на улицах кровь, и главное – через страх перед будущим. Да, именно страх, потому что тревога первых дней быстро перерастала в ужас перед грядущим, и теперь только Он мог действительно, на что – либо повлиять.

      События же шли все с нарастающей скоростью. Как заметила Надежда, после того как счистили мишуру старого, мы стали резать живую плоть. В финале дешевой оперетки с массовкой и хором, приговоренного по ходу пьесы к смерти актера казнили по настоящему. Камень за камнем вместе с ненавистным старым режимом рушилась страна, наша Родина – целый континент, пропитанный потом и кровью многих поколений моих предков. Молодцы в синих шароварах смеялись, поносили и убивали ее, а сотни моих соплеменников вторили им. Миллионы людей были согнаны с тех мест, где они родились. Десятки миллионов, никуда не уезжая, оказались за пределами своей Отчизны. Это была вакханалия абсурда. Мы не верили тому, что произошло и ждали, если не взрыва народного возмущения (цену этому народу мы прекрасно понимали), то грозного рыка нашего вождя, удара Его мощного кулака, заставившего притихнуть взбесившихся в националистической истерии шавок. Но мы не услышали даже писка, и тогда мы поняли, что все это было Ему нужно для того чтобы сохранить свою власть. Страна гибла, и через несколько месяцев Он нанес ей последний удар.

      После того как это случилось ни я, ни Надежда не могли больше оставаться в нашем городе. Мы чувствовали свою вину за то, что произошло. Оправдывать себя стало уже не возможно, и бессильные что – либо исправить, мы должны были уехать. Когда мы покидали страну, я сказал Надежде, что уезжаю отсюда навсегда. Она же ответила, что я слишком все это ненавижу, и поэтому обязательно вернусь, когда представится случай отомстить. Она оказалась права.

      Два года мы прожили в маленьком городке на берегу моря. Небольшая дощатая хибара, нанятая мною у одинокой старухи, стояла почти на краю высокого обрывистого склона, подмываемого солеными волнами. Во время сильного шторма их мелкие брызги долетали до нас, покрывая обращенную к морю стену и окно соляной пылью. Два небольших кипариса и несколько можжевеловых кустов осыпали нас запахом хвои и почти скрывали наш домик от посторонних глаз. Мы были одни и принадлежали только самим себе. Потребности общаться с кем – либо у нас не было, не считая необходимости, время от времени, зарабатывать деньги. Летом это было