Хусейн умолкнул. Несмотря на волнение, которое он испытывал, его красивое породистое лицо выражало полное удовлетворение.
– Вы правы, Ходжа, – холодно проговорил Сарнияр, – я уже вырос и более не нуждаюсь в ваших нравоучениях. Посему предлагаю вам немедля оставить меня и вернуться в своё поместье в Хумаде. Но чтобы не огорчать вашего сына, которого я очень люблю и ценю, вы ни словом не обмолвитесь ему о вашей отставке. Вы проводите нас до развилки, затем свернёте на дорогу, ведущую в поместье, а ваши сыновья и все остальные решат, будто вы вернулись в столицу. Такова моя воля в отношении вас, Хусейн.
Лицо учителя покрылось пунцовыми пятнами. Впервые царевич назвал его по имени, а это означало, что он действительно больше не нуждался в нём. Хусейн упал на колени и поцеловал ему подол в знак покорности. Этот кроткий жест тронул Сарнияра, и он смягчившимся тоном добавил:
– Вам будет назначена достойная пенсия. Кроме того, усадьба, где мы сообща отбывали ссылку, перейдёт в вашу пожизненную собственность. Я освобожу вас от уплаты налогов на землю и на всю прибыль, какую вы сумеете из неё извлечь. Помимо всего прочего, вы будете за хорошую плату поставлять мне коней той крепкой породы, что я вывел для себя. Сейчас же отошлю приказ Саиду подготовить ваш берат (прим. автора: грамота о назначении пенсии).
Хусейн поднялся с колен. Перспектива провести остаток жизни в тихом углу, довольствуясь положением зажиточного землевладельца, его немного утешила. Но всё же на сердце его лёг кровавый рубец от предстоящей разлуки с царевичем, которого он любил наравне со своими детьми.
Словно прочитав его мысли, Сарнияр промолвил:
– Я буду навещать вас изредка, обещаю вам.
Едва договорив, он бросился на грудь к наставнику. Оба непроизвольно прослезились и не разжимали объятий, пока их не прервал весёлый голос Рахима.
– Я рад вашему примирению и не хочу вам мешать, но народ требует, чтобы вы произнесли одну из тех пламенных речей, какими вы успели прославиться.
Царевич оторвался от груди Хусейна и, смахнув слёзы, подошёл к самой кромке возвышенности, чтобы лучше видеть широкую публику.
– Воины мои! – начал он, и многотысячная толпа, загудевшая при его появлении, затихла в трепетном ожидании. – Мы живём среди арабов, но мы не арабы. Мы румалийцы, потомки крестоносцев, и в наших жилах течёт неугомонная кровь наших предков-завоевателей. Они завещали нам свою страсть к покорению новых земель. И хотя мы поклоняемся Аллаху и его Пророку Магомету, жажда свободы от всякого порабощения в нас заложена ещё первыми христианами. Я призываю вас стряхнуть с наших плеч османское иго. Но прежде чем пойти в поход на турок, мы должны показать им и всему миру, что мы сила, с которой необходимо считаться. Мы побьём арабов, и это будет наш первый шаг, разминка перед масштабным сражением. Мы победим, если будем гармонично слаженным механизмом, а каждый из вас – его важной, неотрывной деталью. Отныне наш девиз таков: