– Нет, стал степеннее. Ещё в Осколе приучился возить детей не торопясь. Знаешь ли, когда у тебя в машине пятеро сыновей – не до гонок.
Лёшка оглянулся на Марию, подразумевая мой длинный язык. Я тоже. Та смотрела на море и даже не обернулась. Самообладание, – подумал я, но понял, что ночь разборок мне гарантирована. Слишком много карт неожиданно вскрыто за считанные минуты. Не объясниться – поставить отношения на грань разрыва. А этого бы не хотелось. Я только стал приятно погружаться в них.
Обменявшись адресами и телефонами, тепло попрощавшись друг с другом, мы со старинным другом Лёшкой отправились в разные стороны набережной делать одно и то же – объясняться со своими половинками. Или спутницами. В общем, со своими дамами. Не знаю, что там наговорил Лёшка про меня и мои похождения в пору нашей бурной молодости, но ему было проще. Его косяков выявлено в ходе разговора не было. А вот мне предстояло рассказывать о себе, а не о нём. И многое, что нужно было рассказать, Марии явно не понравится. Моя жизнь в чёрством исполнении любого человека, её не прожившего, могла бы показаться недостойной. А в моём исполнении она ещё не звучала. Но теперь придётся это упущение восполнить. Понимая это, я ждал вопросов, но Мария шла молча.
– Если желаешь, отвечу на любые твои вопросы, – начал я первым, чтобы снять напряжённость. Даже на самые сложные вопросы, – на всякий случай последовало уточнение.
Но, получилось ровным счётом наоборот. Мария пробурчала что-то вроде «не сейчас», глядя в сторону моря и даже не думая наградить взглядом меня. Напряжение только возросло. По крайней мере, я только и думал, как бы скорее поднести спичку и пусть лучше вспыхнет и погаснет, чем вот так вот, ждать, в бензиновых парах искры.
Прогулка так и прошла в обоюдном молчании. Вкрапления типа приветствий с прохожими или периодическими «а пойдём туда» или «посмотри сюда» – не в счёт. Если честно, то я был уверен, что и ко мне Мария не поднимется, а сославшись на усталость или какие-нибудь вымышленные дела, поторопится домой, даже не дав её проводить. Но, нет. В итоге, через полтора часа после прощания с семейством моего друга, мы, как ни в чём не бывало, поднялись в мою холостяцкую (или уже нет?) конуру.
Даже не касаясь друг друга, мы переоделись в домашнее, поочерёдно сходили в ванную комнату и уселись на кресла-груши. Я люблю этот вариант сидений и других в доме не держу. Разве что пара табуреток на кухне, по древней семейной традиции. В мягких креслах-мешках тело принимает ту позу, которую хочет и отдыхает наилучшим образом. Вот и сейчас я почти что лёг, расслабился и уставился в окно, как будто в телевизор.
Мария грациозно опустилась в соседнюю грушу и с неожиданной мягкой улыбкой сказала:
– А вот теперь я тебя слушаю.
– С чего начать?
– Ну, давай с самого интересного? Например, что означает фраза твоего друга про имена своих детей «Иван и Мария» и почему это прямо как мы с тобой?
– Ну, это, пожалуй, самое простое. По