Ну, вот и ладушки! Я отхожу, по-петушиному склоняя голову, любуюсь на чистенькую отмытую стенку. Фоткаю её с мобильника в трёх ракурсах. Это отчёт о проделанной работе, который я предъявлю Викентьичу. Отбиваю степ под «Luis bert man».
Потом открываю второй отдел коробки. Деловито вынимаю стопу объявлений, обмакиваю кисточку в клей. И… принимаюсь их клеить на стену, которую только что отчищал.
Месяц назад, когда я только приступил к работе, сзади притормозил чёрный, тягуче-блестящий, как капля смолы, джип. Ничего такая капля, величиной с автобус. Неужели хозяева чёрных джипов не понимают, что их авто похожи на гробы на колёсиках? Или на катафалки? Медленно раздвинулись бархатные траурные шторочки… То есть плавно опустилось густо тонированное стекло.
– Э, малой! Побазарим?
Я рефлекторно съёжился, втянул голову в плечи. От этих ребят, числом больше одного, хорошего не жди. В руке я держал цветную растерзанную тряпочку, с которой стекала вода. В тряпочку превратился яркий глянцевый плакат с полуголыми девочками, рекламирующими автомойку. Задорно оттопыривая наливные попки, они до блеска облизывали язычками шикарное авто. Заманчиво подмигивали: дескать, можем и не только… Скорее всего, это был баннер, принадлежащий ребятам из джипа – и я его содрал?!
– Бить будете? – правдоподобно пролепетал я.
Водила и трое пассажиров салона одобрительно захохотали.
– А ты, малой, с юмором. Слушай сюда, без базара. Ты ведь всяко-разно по точкам хиляешь. Держи, заодно и объявы поклеишь.
Мне сунули рулон плакатов, ещё что-то добавили в ладошку – и, подняв тонировку, исчезли: вот только были – и нету. Аки нечистая сила… Я разжал руку: ого! Половина месячной зарплаты от Викентьича.
Те, из джипа, не одни оказались такими умными. Скоро моими услугами тайного расклейщика вовсю пользовались владельцы дискотек и шиномонтажей, продавцы шуб, приёмщики женских волос, скупщики антиквариата, а также бабульки, сдающие квартиры на ночь и на час…
И даже Викентьич однажды, пряча глаза, пробормотал-попросил срочно поклеить на только что отдраенные мной двери подъездов объявления о собрании жильцов. А после и вовсе вошёл во вкус, и то и дело совал пачки бумажек: выборы, отключение света и воды, предупреждения о сосульках и выгуливании собак без поводков…
– Ты клея не жалей. У меня его на складе – вёдрами носи… – поощрял он.
Можно ли сравнить мой труд с Сизифовым? Но ведь бедняга Сизиф трудился за идею, а я за вознаграждение.
Июньские утренние сумерки. Ещё даже воробьи не завозились в своих воробьиных постельках. Под колёсами прибитый росой тяжёлый песок. Конечная остановка на окраине города.
Я встряхиваю и натягиваю перчатки – они разрывают тишину скрипом и треском. Окидываю взглядом фронт работ. Сегодня это намертво,