Сахарков молча кивнул.
– Так вот, я пришёл, я и есть её смерть…
Сахарков, схватив себя за голову, прижался к стене.
– Пожалуйста, проведите меня к ней, – сказал Фабре.
– А-а, хорошо… хорошо, – опомнился Василий Петрович. – Я только сперва предупрежу… скажу, что пришли. Как вас?
– Бонифас Фабре, – сказал роковой гость и поправил гвоздику в петлице.
– Ага, Бонифас… А по батюшке? – спросил Сахарков, но, увидев всепоглощающий взор смерти, не стал дожидаться ответа и пошёл к Василисе Ивановне.
Василиса Ивановна лежала на кровати в ожидании смерти. Измученным, болезненным взглядом она встретила своего супруга, вошедшего к ней в комнату.
– Ах, Васюша, мне недолго осталось, – сказала она и закрыла глаза.
Василий Петрович, войдя в комнату, притворил за собою дверь. Он трясся всем телом.
– Василисушка, – шёпотом произнёс он, – там… смерть пришла…
– Скоро, Васюша, скоро… – ответила умирающая, не расслышав слов мужа.
– Нет, Василиса, здесь уже смерть, в прихожей стоит, – сказал Василий Петрович чуть громче прежнего.
– Пусть входит, я готова…
– Нет, ты не понимаешь. Это – мужик, вроде француз.
Василиса Ивановна ожила в мгновение.
– Какой француз?! – вскочив с постели, спросила она. Её щёки вспыхнули нестарческим огнём. – Ты это чего такое говоришь? Какой француз?
– Говорю, смерть к тебе пришла, в прихожей стоит, ждёт. Вроде француз. Как бишь его там… Бонифаций, что ли.
– Господи! А я не накрашена! – воскликнула Василиса Ивановна и схватилась за голову.
– Да что ты говоришь? К тебе смерть пришла, а ты, блажная, о чём думаешь?
– Да погоди попрекать, ты мне лучше скажи, он точно француз?
– Да откуда мне знать? Я у него не спрашивал. Говорит, Бонифаций… тьфу ты! Аж язык вяжет. Думаю, француз.
– Ты, знаешь что, иди и скажи ему, чтоб подождал, а я пока себя в порядок приведу.
– Да ты что говоришь? Ты меня к смерти посылаешь. Может, он ждать не может. Что, у смерти других дел нет?
– Иди-иди, а я приготовлюсь.
Набрав в грудь воздуха, Сахарков вышел в прихожую. Бонифас Фабре стоял на том же месте. Сахарков, сильно сжимая пальцы рук, подошёл к нему мелкими шажками и сказал:
– Голубчик,