Ради справедливости следует отметить, что и беды обходили город стороной. Ветра хоть и считались порой штормовыми, были вполне привычными, наводнения стали ручными, и редко где вода выползала на газоны набережных. Торфяные пожары не затягивали улицы дымом, как в недавнем прошлом, когда, стоя у Дворцового моста, экскурсовод показывала туристам направление рукой: «Вот там находится здание Биржи, а немного правее при более благоприятных условиях вы могли бы видеть Заячий остров со шпилем Петропавловского собора». Складывалось ощущение, что город окружен своеобразным типом защитной стены, создающей внутри микроклимат, благоприятный для жителей замшелых болот. Ясные дни случались настолько редко, что питерские детишки начали пугаться собственных теней, когда солнце вдруг выглядывало из-за туч.
Эта странная ситуация кардинально переменилась внезапно, словно в небесную канцелярию пришел новый главный управитель. Солнце вылезло на всеобщее обозрение и не спешило укутываться облаками даже тогда, когда синоптики предсказывали полную облачность и сплошной дождь. Феерически теплый май сменился солнечным июнем, и город наконец-то расцвел яркими красками лета. Нева и Финский залив снова засияли глубоко-синим цветом, и по волнам заплясали слепящие глаза солнечные искры, листва и трава вызывающе зазеленели, и даже потрепанные перестройкой дома приобрели свойственную им столичную величественность.
Утром в один из таких уверенно солнечных дней Александр Александрович Соловьев легкой пружинящей походкой топал на Васильевский остров на работу по Тучкову мосту. Полы расстегнутой легкой курточки развевались при ходьбе, солнце золотило волнистые волосы, и во всем его облике проглядывало что-то легкое, вольное, есенинское.
Трамвай номер сорок, пощелкавший по стыкам улиц Петроградской стороны, лихо вкатился на Тучков мост и… остановился. Перед ним на рельсах стояла ярко-красная иномарка. Пассажиров охватило легкое возбуждение. Водитель трамвая, согласно инструкции, не мог выпустить пассажиров вне остановки, но и самому ему не было никакой возможности проехать. Из иномарки вышла хрупкая девушка и с полным недоумением уставилась на собственную заглохшую машину. Кондуктор что-то ей вещал противным дискантом, а девушка лишь беспомощно пожимала плечами в ответ.
Это было время, когда женщины в России только-только начинали теснить на дороге мужиков-автомобилистов. Недоверие к ним, а вернее к их умственным способностям в области вождения машин, в обществе было еще очень велико. Сразу со всех сторон посыпались ядовитые высказывания типа: «Женщина за рулем подобна обезьяне с гранатой» или «Ну что вы хотите? Блондинка