А баранки, которые отец из Троицы на связке приносил, и с маком, и с ванилью, увившись ими как бусами, Тамара соседским детям носила. Хлеб, что соседка пекла, ей вкуснее любых сладостей казался. Запах от хлеба далеко за порог шел, аж слюной рот наливался. А у соседки орава немалая, да в придачу голодная. Слаще хлеба соседская ребятня и лакомства не видала. От Тамариных баранок и крошки не оставалось, все “подметали”. Вот и меняла Тамара с удовольствием отцовы гостинцы на хлеб стряпанный, за стол садилась вместе со старшими детьми, а сопливых малышей на руках тискала, как кукол: соседка их все рожала и рожала. Мать бранилась на Тамару: дома полный стол, дескать, зачем соседей, концы с концами еле сводящих, объедать. А Тамару все равно душистый, соседский особый запах манил. Да и с трудом она понимала, что не все живут одинаково. Помнит, правда, что мама и бабушка Маша одевались как-то иначе, чем остальные женщины. Никто больше на селе платьев с воротничками не носил, как и пальто с мехом, а одевались все в телогрейки и причесок не делали, прятали волосы под платками. А матери Тамариных друзей постоянно ЕВОНкали, ПУЩАЙкали, ОТКЕЛили и ИДТИТЬкали. Клавдия и бабушка Маша говорили иначе, по-книжному, и не кричали через пять дворов. А больше того мама запомнилась Тамаре сидящей за швейной машинкой или за книгой, и еще тихонько и ласково напевающей за делами. А дядя Алексей, хоть и пару раз наведывался к ним из Павлова Посада, таким умным Тамаре казался, что с мужиками сельскими и сравнивать нельзя было.
И помнит еще Тамара, как сосед в своем саду рубил яблони и вишни, как падали расстрелянными телами наливные стволы, простирая по земле белокудрые ветви. Как еще минуту назад стремящаяся к весеннему солнцу жизнь рассыпАлась белой тенью. Тамарин отец ругал нехорошего человека со странным именем Налог, но свои деревья не трогал. Зато ловил домашних птиц, кричащих на весь двор, и уводил со двора поросят. Прятал. А через несколько дней возвращал обратно.
Пока исполинский мир представал глазам ребенка по-матерински дружелюбным, единоличным и совершенно бескорыстным, главные взрослые люди старательно его “улучшали.” “Корректировали” зарплаты в меньшую сторону, считали сотки и все, что на них бегало и росло, аннулировали “нетрудовые” (на своем хозяйстве) накопления. Словом, трудились над мерами по “искоренению мелкобуржуазной психологии“. Мужик на селе уже не мог один прокормить семью, и женщины все повально шли в колхоз трудиться. А свое хозяйство теперь стало не подспорьем семье, а подрывной деятельностью.
Дмитрий тогда из милиции и ушел, не хотел прижимать земляков. Не по нутру, говорил, ему это. Пошел в колхоз работать и в короткие сроки сделался бригадиром животноводства. Трудолюбия было ему не занимать. А Клавдия образование замечательное имела. Дед Сергей всех выучить успел, денег не пожалел. Сыновьям