и чудачеством в рубище.
пусть уходят куда-то
далеко корабли,
месят серую слякоть
принцы и короли —
есть прекрасное солнце
за прекрасной горой,
есть безмерная данность —
это ты,
и ты – мой
«Солдаты любви никогда не спят …»
Солдаты любви никогда не спят —
Их жжет изнутри неизвестный яд.
И влажный блеск воспаленных глаз
Красноречивей премногих фраз.
пой, ласточка, пой
о том, как влюбилась весной
и был твой герой «не тот», «не такой»,
но полетел за тобой
Солдаты любви никогда не лгут
И смело под стрелы амуров идут.
Мечтая о новых победах, о плене
Гадают на книгах и соке растений.
аты-баты! шли солдаты
аты-баты! на войну
в кухне, в детсаду, в подъезде,
на траве и на полу
Солдаты любви не считают часов,
И время их – вечность, и небо – их кров.
Взрываясь, уносится вольной кометой
Пульс нервного сердца на скорости света.
пой, ласточка, пой
о том, что случилось весной
как выше небес поднялась над землей
пой, милая, пой
Эксперимент
Увидев меня на пороге, Марк ехидно улыбается:
– Доброе утро, последний герой! Как все прошло?
– Никак. Релаксация с последующим засыпанием, умираешь медленно и незаметно, как будто растворяешься. Лучше бы я еще раз на машине разбилась, – я снимаю в прихожей куртку, ботинки. Мы идем на кухню.
Достаю из рюкзака бутылку пива.
– Мы будем отмечать твое возвращение?
– Если бы ты знал, как я хочу стать невозвращенцем. Горло болит – надо теплого пива попить, – открываю бутылку, выливаю содержимое в кружку, ставлю на газ.
– Знаешь, после этого раза что-то не так, как всегда. Тело всю ночь в холодной воде в ванной пролежало – теперь в горле першит и шрам побаливает.
Закатываю рукав свитера, дотрагиваюсь до запястья.
– Раньше такого не было.
Осторожно снимаю кружку с огня, отливаю немного пива в чашку, сажусь за стол и пью медленно, словно пробуя впервые.
Марк отходит к окну, прихлебывая недопитый чай. Растягивая слова, начинает говорить:
– Все эти твои самоубийства – пустышки, форма без содержания, технический момент, игра дурацкая… И зачем ты это делаешь – не понимаю… В медицинском центре за одну вакцину тысячу унитов просят – это же целое состояние. А ты – то вешаешься, то – он лениво переводит взгляд на мои руки, – вены режешь.
– Это для них тысяча унитов, потому что они знают, что у них жизнь одна и смерть одна. А для меня сейчас жизнь ничего не стоит. – Я наливаю еще немного пива в чашку. – Почему-то в эксперименте Сперанского со всего мединститута только пять человек согласилось участвовать. Тогда еще вакцину только разрабатывали, никто не знал точно, сможет ли она стать «прививкой от смерти». А Сперанский