Но Ангусу, в его Инкубаторе, было тепло. И уютно.
Спустя полчаса работа была закончена.
Ангус откинулся на спинку стула, довольно слушая, как его домочадцы приветствуют новичка – каждый на свой лад. Внутри разливалось блаженное тепло.
Как же это здорово. Спасать и создавать Жизни.
…Но вот перед лицом вновь появляются дымчато-серые глаза. Тоненькое личико с белокурыми, едва ли не белыми волосами.
Ангус подался обратно к чемодану. Чуть не по локоть запустил в него руки.
Как же их много… Живых и не доделанных… Потрясающих… Тонких, вежливых, скромных, как их Творец…
Но она…
Ангус захлопнул чемодан. Прищурился, приметил обрывок наклейки.
Адрес. Фамилия. Имя.
– Хильда, – произнесли губы. Слово мятным леденцом прокатилось на языке.
Ангус поднялся. Торжественно оглядел притихших созданий. По воздуху, точно по волнам, пронеслась летучая рыбка.
Ангус улыбнулся и протянул раскрытую ладонь.
– Пойдём.
***
В квартире было тихо. Пусто. И холодно. Точно в пещере, где давным-давно издох дракон, чьи кости и золото растащили бравые рыцари.
Хильда смотрела в потолок, на котором медленно, нога за ногу, плелась одинокая муха. Хильда кусала губы. Сжимала пальцы.
Казалось, внутри неё тоже поселилась эта сосущая, бесконечная пустота. Ещё бы. Творец, который забыл, что значит – творить…
Хильда повернулась на бок. Скрючилась младенцем в материнской утробе.
А ведь всего лишь какой-то год назад пустоту занимало безбрежное, ослепительное счастье. Она создавала миры, сцены, героев и злодеев… Придумывала особенные черты и вкладывала в них частичку себя…
Паноптикум вдребезги разбил надежды и мечты. Хильда не справилась. Хильда сломилась, утонув среди потока смердящей критики.
То, чего от неё хотели, было безобразно, нелепо… Она никогда не писала о том, что в моде, следуя исключительно велению души.
Что ж… Теперь она знает всё точно.
Её творчество не нужно этому миру. Да и ей сейчас – тоже не нужно.
После разгромного представления Хильда нашла обычную работу в Городе. Устроилась секретаршей. И постаралась писать просто так, для себя.
Но теперь она творила через не могу. Мучительно, со слезами. И беспощадная память всякий раз приносила свист, крики, смех…
Мало-помалу она стала творить всё меньше, всё слабее, не доделывая Фантазии до конца.
А потом и вовсе перестала.
– Исчезло. Исчезло навсегда, – шепнула Хильда в мятую, пахнущую лавандой подушку.
Точнее – совсем скоро исчезнет.
Вчера, не выдержав муки, Хильда трусливо сбежала в Крематорий. Отнесла туда всё, до последнего, крохотного черновика. Отголоски Фантазий ещё бродили в её голове, но часть из них уже пропала навеки.
Как же её звали? Ту,