– Тяготишься? Чем? Только плесень растет сама. А цветы надо поливать. Давай! – Они выпили. Безрадостно и молча. Кира посмотрела на шоколад: – Почему интеллигентный, хорошо образованный молодой человек так беспомощен в личной жизни даже в светлые свои минуты? Почему не пользуется тем, чем владеет? «От жажды умирает над ручьем. И знает все, и ничего не знает». Сколько лет предлагаю тебе рецепт другой жизни? Короткую последовательность событий, что позволят защитить диссертацию… кандидатскую, хотя бы. Или сразу метишь в академики?
– Я без того счастлив.
– Вижу. Просто спотыкаешься ногами об него.
– Не желаю казаться сильным, умным и счастливым. Хочу просто жить, как живут экзистенциалисты, запрещенные у нас. А в диссертациях никакой науки нет. Простое повторение исследований американцев двадцатилетней давности. К тому же удачные эксперименты, как правило, не воспроизводятся.
– Хочу понять, что тебя интересует, чувак, кроме вечеринок, осторожного секса, похожего на кашель, и заморских тряпок?
– Не поверите, если скажу.
– Выкладывай!
– С давних пор мечтал стать кондуктором трамвая.
Она подняла стакан и впервые посмотрела на него. – Девка твоя знает про это?
– Догадывается. Иначе, зачем я ей?
– Трамвайный кондуктор, – сказала Кира, продолжая хмурить брови. – Не самая подходящая служба для такого лентяя.
– «Лень – лучшая подруга рвенья». Когда-то в школе, в Ленинграде, на выпускных экзаменах писал сочинение на тему «Герой нашего времени».
– Не продолжай! Ты выбрал Павлика Морозова. Нет? Неужели, молодогвардейцев?
– Большинство людей не стремится увидеть вещи такими, какие они есть. Я выбрал Обломова. – И тут же зрительная память открыла страничку в линейку из школьной тетради и кусок текста: «В Петербурге, на Гороховой улице в такое же, как всегда, утро, лежит в постели Илья Ильич Обломов – молодой человек лет тридцати двух, не обременяющий себя особыми занятиями. Его лежание – определённый образ жизни, своего рода протест против сложившихся условностей…»
– Не может быть? – Кира недоверчиво таращилась на него. – Не верю.
– А в кондуктора поверили?
Кира, занятая разливом алкоголя не ответила. Он обиделся и стал задираться: – Своему любимцу Герману Федорычу из неотложной хирургии вы верите больше, чем себе и прощаете все. И хирургические ошибки, и беспробудное пьянство, и…
– Знаю, он невыносим. На самом деле он еще хуже. Если бы тебе досталась сотая часть того, что выпало Герману в Войну и после, ты давно бы спился или спятил. А он… так, как он, даже пьяным, у нас не оперирует никто. Пей! Хочешь, скажу, чтобы еду принесли? Котлеты с перловой кашей… Еще? Давай стакан. Лучшего лекарства человечество не придумало. Жаль, что привыкают слишком быстро… А девочка твоя… Эмма… и впрямь хороша собой,