Лицо будто из белого камня выточено с какими-то мелкими финтифлюшками да дырками. Все детали крошечные да на белом поле вместо лика, вообще от взгляда прячутся. И всё на фоне иссиня-чёрной копны волос, что в распущенном, не плетёном состоянии казалась чёрной тучей, больше всего тела вместе взятого. Мало того, что Иванка мяса на теле не имела отродясь, но и на лице его не было, оттого никто и никогда не видел на этом изваянии белокаменном хоть какие-нибудь признаки эмоций иль мимики.
Все движения скупые, жадные, как бы в виде одолжения великого. Жесты скудные и вообще она время большее находилась в каком-то замороженном состоянии. Замрёт и не шевелится. Вот и сейчас забилась к стенке, упёрлась взглядом ничего не видящем в поясницу мужа венчаного да рыдала, но тихо, без каких-либо проявлений во внешности. Только слёзы лились по щекам да подушку смачивали.
Досталась она Сфендославу в наказание от дядьки его непутёвого. Тот это чудо где-то в болгарском царстве в походе «взял на меч». Поговаривали, что родовитая была какая-то. Не то царевна, не то королевна. Дядька её попользовал, а как мозоли заработал на мужском достоинстве, обтёсывая это бревно заморское, так в приказном порядке подарил сопливому ещё тогда Сфендославу, чтоб с юности прочувствовал всю «занозистость досок постельных», заставив при этом жениться. Видите ли, он ей обещал. А Сфендослава кто спрашивал?
Иванка Ярополка родила опосля свадебки. Чей это был поскрёбыш, даже мать ни знала, ни ведала. Но совет родов русиновых признал в Ярополке кровь Рюрика, кто б отцом из этих двух родственников не постарался тогда, а оттого князю, помимо воли его в сыны определять по любому пришлось, узаконивать.
А что Сфендослав? Проглотил да не поморщился. Князь ведь он кто? Он ни пуп земли и даже не голова роду правящего, а лишь его морда лица показушного. Приёмы посольские, судебные разборы тяжкие, да во главе войска красоваться перед народным стадом. Вот и все его привилегии.
Второю женою княжеской числилась Ветляна красавица, девка не только родовитая из местных славянин киевских, но и на славу телесами дородная. Вот ту чтоб описать, потребовалась бы целая свора писарей, и то б описывали до вечера. Пока каждую деталь взором да словом охватишь, так и чернила кончатся. В общем, свинья свиньёй, но Дунав её так грязно не обзывал, а кликал ласково – «свининка вонючая».
Да и то, правда, чего греха таить. Окромя веса неподъёмного было у Ветлянки ещё одна черта, мужиков от себя отворачивающая да заставляющая обходить красу писаную округ за околицу. Воняла она из-под подола рыбой тухлою. Да настолько резко, что как мечом острым по носам резало. Сколько бы она свою селю не мыла да благовоньями не тёрла и чтоб туда не запихивала, бабы запаха её не чуют, хоть бей их за враньё, а любому