– Здрава будь Матерь, – здоровался Дунав, – звала никак?
Матерь его приход, как и не приметила, выуживая с гребня, очередные оборвыши да на палец ловко наматывая. Сесть не пригласила, потому остался Дунав столбом стоять, собою дверь загораживая. Тут Преслава так и не глянув на вошедшего, тихо вопрошала тоном холода:
– С князем толковал?
– Как наказывала, – так же тихо молодец ответствовал.
– И что сына? Артачился?
– Не долго, но люто, как и думалось. Поначалу даже шапку княжью кинуть хотел. Но опосля речей моих одумался да предложенные тобой дела рьяно мыслить кинулся.
Тут Преслава грозно на Дунава зыркнула да уж громче ответ потребовала:
– Меня хоть к тем делам не приплёл?
– Помилуй, матушка. Всё от себя сказывал. Будто у самого семь пядей во лбу… особливо с похмелья.
– Ступай, – повелительно выгнала она молодца, – Ерману скажешь, мол по моей воле прибыл, чтоб не взбрыкнул чего.
С этими словами небрежно бросила, как по колдовству в руке её сверкнувший золотой кругляш. Поймал его богатырь, осмотрел ярлык6, веселее стал. С такой меткой особою не только в стойбище к Ерману ненавистному, но и в саму преисподнюю войти двери там ногой вышибая, не зазорно было.
Ничего богатырь на то не сказал в ответ. Лишь низко спину гнул, да тем, что пониже спины двери вытолкал. Чернавка, что богатыря тайком привела, ждала в сенях да так же безмолвствуя как привела, так и вывела…
Не дала Матерь Дунаву расслабиться да уж на третий день в поход за невестой отправила. Караван пошёл в те края далёкие, вот к нему и пристроила богатыря с Екимом помощничком. Караваном тем правил Инопаш мирза7, хоть и титул степной носил, а был нутром проныра-торгаш без бога, отца да матери. Инопаш в стольном граде завсегдатай был, даже дом свой имел с постоялым двором. Знал Дунав что жён у него с десяток было да детей не счесть, но в городских стенах никого не показывал. А где станом семья обитала, знай в секрете держал, никому не сказывал.
Дунав его давненько знавал, что по Киеву, что по стойбищу ещё Ерманову, где проныра то же вёл торги да развод учинял. Ни один бочонок пьяный вместе лобызали, не про одну жизнь разговоров переговорили, а где родные края Инопаша, он Дунаву никогда не сказывал, сколь последний ни пытал и до какого свинства не упаивал.
Караванщик неприметный с виду был. Одёж дорогих не носил в принципе. Сам щуплый до безобразия, что плечи, что жопа одного размера, усохшего. Был в годах, далеко постарше Дунавовых, к тому же рожа ветрами да солнцем обделанная, превратилась со временем в жопку куриную, потому сказать о его возрасте было затруднительно.
Волос чёрен, длинен, с редкой проседью. Бородка козлиная без усов да щёчной лопаты, как у людей принято. Инопаш во главе каравана ни хаживал, но и в хвосте не плёлся на привязи. Так, посередь