«Золотая», увидев его косу рыжую толстенную по самую задницу да оценив для девки привычные, но не для мужчины действия по её обхаживанию, улыбнулась вполне естественно, обмякла личиком, да и голосом. В глазах любопытство вспыхнуло.
– Ты, чей будешь такой красивый? – спросила она интерес выказывая.
– Так ни чей пока краса девица. Сирота я по жизни безрадостной, отца-матери ни имеющий да никем не прибран к рукам. Коль за меня пойдёшь, так твоим буду пожизненно.
Горделивая дева будто не слышала.
– С каких краёв я спрашиваю, сирота языкастая?
Кайсай обернулся на товарища и по его виду понял окончательно, что на все вопросы каверзные отвечать придётся лишь ему бедному, так как белобрысый, кажется, обмочился с перепуга великого, хотя возможно штаны промокли и от тела влажного не обтёртого, но по выражению его лица бледного, точно обмочился как минимум.
Этих боевых дев-воительниц всякий назвал по-разному. Кто-то звал их поляницами из-за того, что ночёвки ставили на лесных полянах в глуши да словно волчьи семьи дикие на одном и том же месте дважды не обустраивались.
Девки местных поселений вокруг, что пищат да в тайне грезят о них как о мечте своей самой несбыточной, с восхищеньем зовут златовласками да все как одна с малолетства самого хотят быть на них похожими.
А мужики хоть боевые, хоть мирные поголовно обзывают ругательно. Кто просто убийцами, кто «муже резками», кто людоедками да «сучьим потрахом», кто ещё как, но ни одного слова доброго об этих девах от мужиков не слышали. Все только со страхом, с ненавистью. Нагнали эти «яйце резки» жути вокруг на породу молодецкую, ни дать, ни взять, ни сподобиться.
Кайсай знал по сказам дедовым, что сами они себя не звали никак из того, что люди навыдумывали, а кликали друг дружку сёстрами.
Судя по лицу Кулика обалдевшего, тот вообще всё забыл, кажется. Стоит, рот раскрыл, глазами хлопает. Даже штаны до сих пор завязать за всё время так и не удосужился, на весу держит как замороженный.
Посмотрел рыжий на белобрысого да понял, что придётся врать самому, что вспомнится, ибо мало знал о селении, откуда путь держал в орду касакскую:
– В трёх днях пути от места этого, – начал отдуваться бердник за обоих путников, – с речки Блошки мы. С поселения, где Гаруда большаком числится. Шли в ближайшую орду касакскую да задержали в переходе дела важные. Вот теперь нагоняем, коль получится.
Старшая изобразила лицо задумчивое, толи вспоминая, толи о чём думая и при этом, не спуская с говорящего глаз своих, сверкающих зеленью. Сделала руками движение еле заметное, с первого взгляда абсурдно неуместное, но обе её сестрицы абсолютно слажено опустили луки натянутые.
– И давно здесь купаетесь, молодцы? – продолжила допрос золотая красавица, плавно убрав улыбку с лица красивого, сотворив на нём эталон надменности.
– Да почитай только подъехали. Вот решили пыль сполоснуть да