Хотя у нас, с тобой, одна планета,
но я лишь спутник,
мелкий для Земли.
Лоскутное одеяло
Жизнь из фрагментов состояла,
из лоскутов, что одеяло.
К фрагментам прочности и быта
фрагменты склочности пришиты
из ткани натуральной – льна.
А к ним прильнула ненароком
любовь, взлетавшая высоко
на ярком фоне пятен сна.
Гладь одеяльная тесна.
А, в уголочке почему-то,
фрагмент «последняя минута»
вшит белой ниточкой, спеша,
так шьёт обычно рок.
Душа?
Душа, она во всех фрагментах
блистала, словно позументы,
где не вмещалась.
Всем мешалась,
быть в одиночестве боялась.
Души владелец отстранённо
смотрел на жизнь, как на знамёна
глядит с трибуны некой
вождь.
А небо застилали тучи.
Из ада, рая? —
Что здесь лучше?
Вот-вот и краски смоет дождь
под отпевания галдёж.
Зимнее стихотворение
Пудрой розовой припорошены
вдоль дороги деревьев ряды.
Слишком близко, моя хорошая,
от прозрения до беды.
И прозренье ли это, милая,
слушать кумушек пересверк?
До чего же погода стылая! —
Все дымы поднимает вверх.
Утро стелется пудрой розовой
и румянцем горит окно.
Убивает быт грубой прозою,
бьёт костяшками домино.
Жизнь бьёт больно, моя бесценная,
но она же нас исцелит.
В каждом взгляде твоём —
Вселенная
любит, мается и болит.
Венок
Горячих поцелуев я не смог
растратить за бесчисленные годы.
Возьму, да и совью из них венок
и положу в медлительные воды.
Встречай, мой свет, нежданное почти.
Записки нет,
но ты её прочти.
Окажется венок не по размеру,
остынут поцелуи на пути?
Не надо, не топчи, не трогай веру,
веночек вспять течению пусти.
И не любуйся на его мучения,
когда пойдёт кружить по омутам.
Не придавай ни веса, ни значения
русалкам там, – они не лучше дам.
Да, и не вздумай
Греть, пусть взглядом, тьму, —
горячее русалкам ни к чему.
Твоё имя припомнить пытаясь
Дым былого огня стал туманом,
будто леший разлил молоко.
Заблудившись, аукать не стану,
ухожу по туману легко.
От тебя.
Можешь бить всю посуду…
Имя новое вспышкой огня.
По тревожному встречному гуду
сознаю, – он идёт на меня.
Забудь
Забудь слова, поставь печать утраты. —
Тетрадь –