Я подолгу сидел в пустой комнате и смотрел на телефон, не подававший никаких признаков жизни, и, теряя терпение, время от времени снимал трубку, но там был только бесконечный, похожий на пение бесчисленных детских голосов, гул, который, подавляя всякую волю к сопротивлению, проникал куда-то глубоко в мозг, и там что-то происходило.
__________
Сон отступил сразу, и ощущение чужого присутствия было отчётливее чем обычно, словно ещё несколько секунд назад тот, кто был мной в моё отсутствие, вышел, громко хлопнув дверью, и разбудил меня. За окном как обычно лишь ровная пелена тумана в глубине которой, впрочем, можно было различить какие-то силуэты и очертания деревьев, одно из которых протянуло ветку с единственным почерневшим листом прямо к моему окну. Это был снимок с очень небольшой глубиной резкости, как будто в жизни и окружающем мире не было ничего важнее этого мёртвого, но всё ещё продолжавшего цепляться за жизнь своей бессмысленной мёртвой хваткой листа – настолько он был отчётлив.
В это обычное, предсказуемо серое утро, когда может показаться, что вы утратили способность различать цвета, мне вспомнилось одно из самых прекрасных зрелищ, которые когда-либо доводилось видеть.
Мы стояли, словно, на парящем в бескрайней пустоте острове где-то, среди поросших одуванчиками, ослепительно жёлтых, залитых светом полей, куда меня зачем-то привезли взрослые, должно быть потому, что знали ещё дорогу в те места, где кончается Город.
Испуганный я смотрел туда, где небо касалось края земли, в полной и абсолютной уверенности, что за ним ничего нет, кроме такого же бездонного и прозрачного неба, в котором летают птицы. Я не умел летать, и поэтому мне было страшно стоять здесь, так близко от края. У меня кружилась голова, и казалось, что вот-вот мы упадём в бездну раскинувшегося над нами неба вместе с машиной, на которой приехали.
Ни до, ни когда-либо после, я не видел вокруг столько, ничем неограниченного, оглушающего своей пронзительной тишиной пространства, и со временем эти смутные ощущения проросли во мне тщетной и неискоренимой верой в то, что человек – существо крылатое.
Они знали, где кончается Город, но к тому времени, когда я вырос, чтобы задавать подобные вопросы, жизнь сделала их неспособными на них отвечать, и, возможно, предвидя это, они хотели что-то оставить во мне. Тогда они заронили в меня веру, и хотя я не испытывал к ним каких-то особенных чувств, я всё же благодарен им за тот единственный во всей моей долгой и утомительной жизни день, в котором я смутно помнил себя живым.
Мы все рождались живыми, но впоследствии никто из нас не был уверен даже в собственных воспоминаниях.
__________
Город кишел человеками как червями. Мне ничего не хотелось, совсем ничего. Ну, может быть, только одного – не быть среди них. Но поскольку трудиться на благо