Темная власть. Как спасти детей от наркотиков. Сергей Баймухаметов

все курят. Первый раз я укололся в четырнадцать лет, четыре года назад, и было это, как сейчас помню, 13 апреля. Перед этим к нам с другом приехали знакомые ребята и стали говорить, что у них начинаются ломки, а денег нет, чтобы соломы, то есть маковой соломки купить. Стали у нас просить. У нас деньги были: мы ребята кавказские, уже тогда зарабатывали разными способами… Мы им дали. Они предложили нам уколоться. Мы, конечно, отказались. На следующий день – снова деньги просят. На третий день – тоже. И как-то у нас одновременно с другом мысль появилась: вроде деньги мы даем, а получать ничего не получаем, как в яму. Понимали, что деньги даются без отдачи. Как бы жалко, что ли, мол, хоть что-то получить бы… И решили попробовать.

      Мне это до сих пор странно. Я с детства очень сильно боялся уколов, а тут сам, по своей воле. Ну, первый раз нехорошо было, никакого кайфа, второй раз – тоже. А они говорят: попробуй, это только вначале нехорошо, потом кайф будет.

      С того дня и началось. Ничего особенного, вроде так и надо. Я вообще мальчонка общительный, знакомых у меня много. Половина из них – колется. Обычное дело.

      Но я лично никого не уколол, никого не соблазнял, не уговаривал. Не хочу, чтобы потом человек меня проклинал, как я тех пацанов, которые меня уговорили. Это самое гнилое дело. Хотя нет: самое гнилое – барыги, которые сами не колются, а только продают, деньги делают.

      Я – жулик. Никогда не воровал, не фарцевал, не барыжничал и презираю это дело. Даже когда мы в Москву переехали жить и я здесь стал как бы новенький, то и здесь не потерялся. Говорю же: я мальчонка общительный. Сразу вычислил, где и как можно делать деньги, кого обжуливать. Нашел товарища с машиной, наладили мы с ним разные игры, вначале наперстки, потом все прочее. И неплохо зарабатывали. Говорят, что наркоманы – грязные, опустившиеся люди, которые все из дома тащат, по-нашему говоря – крысятничают. Крысятничать – последнее дело. Но вы же видите, что я не такой, никогда не крысятничал, не унижался. Сам покупал и жил в чистоте.

      Здесь, в Москве, доза у меня выросла до полутора стаканов в день. Это много. И еще я всегда оставлял на утро, чтобы раскумариться. Это вроде похмелья, как у алкашей. У нас называется – кумар. То есть кайфа уже не было. Понимаете, вначале ловишь кайф, а потом привыкаешь и уже нет ничего, только бы раскумариться. Вначале кайф, а потом вся жизнь идет на то, чтобы только стать нормальным. Уколешься с утра – и вроде голова прояснилась, глаза все видят, соображаешь, что к чему. То есть просто становишься нормальным, как все, а о кайфе уже и речи нет. И как бы получается, что овчинка выделки не стоит.

      Хотя можно и потом ловить кайф. Если перейти на более сильный наркотик. У меня был случай, когда я закупил большую партию ташкентского опиумного мака. Это совсем другое дело, не то что московский мак-самосей. Можно переехать в Ташкент и вновь начать кайф. Но там, перейдя на ташкентский мак, человек больше двух лет не протянет.

      Случалось,