Темная власть. Как спасти детей от наркотиков. Сергей Баймухаметов

так хорошо относился. Я была примерной санитаркой, умелой, мне даже доверяли уколы делать. Однажды прихожу к нему с уколом, а он говорит: «Оставь, я сам себе сделаю…» Ну, сам так сам. Потом стал просить дополнительной дозы, чтобы я достала. Ну, думаю, человеку тяжело, надо облегчить боль… Но потом обратила внимание: все друзья, что к нему приходят, какие-то грязные, немытые. Это я сейчас смогу за версту отличить наркомана по виду, по его неряшливости, запущенности, по запаху. Особенно тех, кто варит. Да что там человека, я квартиру, где варят, по запаху из всех отличу. Тогда же я ничего не знала и говорю ему: что это у тебя друзья такие, ну, неумытые… А он-то думал, что я все понимаю, что я тоже колюсь, и говорит: «Ты, наверное, дружишь только с теми, кто на стекле сидит, а мы сами варим». Я удивилась: что это такое? Он объяснил: на стекле – это значит, что люди имеют возможность доставать чистый, фабричный наркотик, в ампулах. Они – сами варят, из опийного мака, из всякой химической гадости. Ну, рассказал мне все и предложил уколоться. Мне так интересно было – я и укололась. И правда, стало как-то легче, свободнее. Я ведь нервная уже была, работа тяжелая, не для шестнадцатилетней девчонки: кровь, грязь, бинты, отделение травматологическое, это ужас. Приду домой – уколюсь, и вроде бы легче. Так и втянулась.

      Потом он, знакомый мой, выписался, позвонил, к себе пригласил, с друзьями познакомил. Они все вежливые, обходительные, когда прикурить дают, то зажигалку подносят, а не так, что сама тянешься, как жираф. Ведь среди шестнадцатилетних пацанов еще и понятия нет, что ты – девушка, что к тебе надо относиться по-особому. А тут – взрослые люди, по тридцать лет, умные, интересные, со мной как с равной: знаки внимания, комплименты. Мне так лестно было, голова кружилась, на своих сокурсников я после этого смотрела как на щенков, с превосходством таким…

      Дура, сейчас только понимаю, что я им была нужна – вот они меня и обхаживали. Я ведь в больнице работала, имела доступ к наркотикам. И приносила им, доставала, сколько могла. Героиней была в своих глазах, а уж они меня превозносили до небес! Говорю же: дура. Только потом начала понимать, что в том мире ничего просто так не делается, никто пальцем не шевельнет, если он в этом человеке не заинтересован, не хочет с него что-нибудь получить. Там ничего нет, я даже слов не могу найти, чтобы сказать… Нет ничего, что обычно бывает между людьми. Никаких понятий о дружбе, помощи, ничего человеческого. И в то же время все держатся одной кучей. Такое невозможно представить: в одной квартире чуть ли не месяц живут люди, не связанные друг с другом ничем, готовые в любую минуту продать, сдать, утопить друг друга.

      Я правильно говорю: чуть ли не месяц. Это называется – зависнуть. Бывает, на пять-десять дней зависают. А у нас было – по месяцу. Запирались в одной квартире, запасали маковой соломки – и все, никуда оттуда ни ногой. Потом выползаешь на улицу, а идти не можешь, отучилась ходить. Придешь в притон еще зимой, а уходишь –