Перед ними расстилалось оно, поле. Он присмотрелся, и брови его взлетели вверх. Поле было белёсым и шёлковым от росшего на нём сплошным ковром ковыля. Откуда тут ковыль? Нигде больше в этих местах он его не видел. Да и откуда ему здесь взяться, ведь для него здесь холодно. Однако это был самый настоящий ковыль. Целое поле ковыля.
Поле, как и оставшийся позади лес, уходило влево и вправо, на сколько хватало глаз. И впереди, куда он смотрел, края ему видно не было. Впереди было видно другое. Он закрыл глаза, инстинктивно тряхнул головой и открыл их снова, от чего большая фыркнула. Впереди, как ему показалось, где-то в получасе ходьбы, стояли колоссального размера распахнутые ворота на двух столбах. На таком расстоянии ему трудно было сходу определить их размер, но и так было понятно, что они просто гигантские. Над воротами была двускатная крыша. Он видел такие в детстве, в какой-то деревне.
Воздух перед воротами мерцал и словно вибрировал. И чем ближе они подходили, тем это становилось заметнее. Ещё на подходе к ближайшему к ним исполинского размера столбу, левому, он понял, что заставляло так себя вести воздух на входе. Ветер. Точнее, ветра. Их здесь было очень много. Буйство цветов и запахов. Они дули отовсюду – сюда, в ворота. Место, куда дует весь ветер на свете, подумал он. Осенью, наверное, собираются целые ворохи разноцветных листьев. Зимой тут не пройти из-за снега всех снежных туч мира. Весной здесь наметает сугробы из лепестков цветов. В начале лета воздух белеет от облаков тополиного пуха. Большую часть всего этого ветер, конечно, оставляет по дороге сюда, да и сезоны на земле в каждую минуту времени присутствуют все без исключения. Но всё равно картины перед его глазами рисовались удивительные. Мог он себе представить такое, когда навязывался собакам осенью? Разумеется, нет. Как это вообще могло прийти кому-то в голову в здравом уме? Однако сначала он стал видеть ветер. Потом он прошёл чрез развилку сосен между двух лесов. И теперь он стоял у открытых посреди поля ворот, рядом с которыми столичная триумфальная арка смотрелась бы калиткой в деревенском палисаднике. Он стоял, пригвождённый к месту, задрав голову вверх, и не решался сделать ни шага.
А вокруг него, обходя его, как вода в реке случайный камень, занимая весь необъятный проём, неслись сияющие потоки с самыми разными ароматами. Он стоял, омываемый со всех сторон разноцветными искрами, и ловил. Вот запах чёрного чая. А это – склад покрышек. Сладкий перец, герань, какие-то цветы, сладкие и смолистые, и чеснок. Мокрая овечья шерсть, тыква, розовые кусты и мёд. Сандал, калиновое варенье, мята, лавр, костёр, ромашка, базилик, сухой цемент, кинза… Бесконечность. И посреди этого забавного занятия ему в голову пришла мысль. Точнее, не мысль, пытался он сформулировать потом, скорее, это было ощущение. Он вдруг почувствовал себя. Весь. Целиком. Причём