Не заметили, как дошли до Николаевского моста, перешли на ту сторону Невы и двинули в сторону Зимнего дворца. Что нас тогда туда понесло – одному Богу известно. Вспоминая спустя десяток лет тот день, уже в Париже, мы пришли к выводу, что в том было некое знамение скорых роковых потрясений, теснейшим образом связанных с человеком, что временами сидел в Зимнем за своим большущим рабочим столом и в меру своих способностей разгребал государственные дела, не ведая, куда и к чему он ведет Россию. Как зашел разговор о Государе – вспомнить мы так и не смогли. Говорили, перескакивая с одного на другое, как вдруг Петька неуважительно отозвался об Его Императорском Величестве. Мне кровь ударила в лицо. Заступив Мартынову дорогу, сжимая кулами, я срывающимся голосом крикнул в лицо новому знакомцу:
– Вы кто, Мартынов, – республиканец?!
– Я?! – взъерепенился Петька. – Да я…
– Может быть, вы, Мартынов, социалист? – глазом следователя вперился я в него.
– Да я монархист еще побольше вас! – заорал Петька на всю Английскую набережную. – И уж побольше вашего Николашки! Кто Думу допустил, а?! Кто…
– Что-что-о?! – вспетушился я. – Как вы назвали Государя? Вот как вздую!..
– Ни-ко-лашка! Про-мо-кашка! Ни-ко-лаш…
Мне все застило от ярости, и я ударил вслепую. Петька взвыл, схватился за глаз и тоже наугад ткнул кулаком, на который я наткнулся носом. Из носа хлынуло, заливая рот, подбородок, полилось на панель… Я зажал пальцами ноздри, запрокинул голову и свободной рукой полез в карман за платком, который оказался в другом кармане. Пока я пытался извлечь платок все той же рукой, так как другая была в крови, Петька достал свой и предложил:
– Возьмите мой, он чистый.
Я взял и приложил.
– Гляньте, может, перестало? – спустя какое-то время осведомился он.
Я глянул. Кровить вроде перестало. Я посмотрел на платок, на Петьку, сказал:
– Спасибо. Я вам завтра новый принесу. А хотите, возьми мой, я в него не сморкался.
Петька отмахнулся. Я участливо попросил его показать глаз. Он отнял руку. Под глазом расползался здоровый бордовый синяк.
– Ну что? – осведомился он. – Фонарь будет?
– Уже горит. А у меня что?
– А у вас нос как картофелина. Холод бы приложить
– Пойдемте, у меня есть на две порции.
– Мороженного? – уточнил он. – А от глаза – оттянет?
– Непременно.
Дальше к Зимнему мы не пошли, а свернули на Невский за «холодом».
– Если хотите со мной дружить, никогда больше не говорите о Государе дурно, –