Во время этого разговора к ним подошел, не весть откуда взявшийся, другой представитель «Святой троицы» – Степан, которого все звали Стэфан. Он заглянул в котелок, который держал в своей руке Зарубин, потом взял его в свою руку, и поднеся его к своему лицу, зачем-то понюхал.
– Он Колек над нами издевается, – ехидно смотря на Сергея промурлыкал он. – А ну, товарищ солдат, затянуть ремень! – скомандовал Стэфан.
Савельев, молча, начал затягивать свой ремень.
– Не братан, так дело не пойдет, давай туже затягивай, не дай бог, я палец просуну, – все так же ехидно поглядывая, но уже с угрозой в голосе, добавил он.
Через несколько секунд Сергей затянул ремень, и застыл на месте. Степан подошел, и начал тыкать двумя пальцами, между ремнем и животом – они не пролазили.
– А ну ка Колек, держи ему руки сзади, – неожиданно, сказал он. Николай подошел сзади, и загнув Савельеву руки за спину, сковал их, железной хваткой.
– Это хорошо, товарищ солдат, что вы ходите по уставу, и застегиваетесь на все пуговицы, – так же ехидно смотря на Сергея, и перейдя на «вы», продолжил издеваться Степан. – Но это не всегда хорошо для дыхания, а особенно это плохо влияет на пищеварение, – с этими словами, он расстегнул две верхние пуговицы на гимнастерке Савельева, оттянул воротниковую часть на себя, и в образовавшуюся дырку, начал выливать горячую, жидкую толченую картошку.
– А-а-а-а, – нарушив свое молчание закричал Савельев, и стал пытаться вырваться, но стальная хватка Зарубина намертво скрепила ему руки за спиной.
– А вот и голосок прорезался. Что орешь, вкусно? – продолжал издеваться Степан, – сейчас добавлю еще, – и вылил все содержимое за пазуху Сергею.
Савельев, совладав с болью, замолчал, и уперся своим взглядом, полным ненависти, в Стэфана.
– О-о, смотрю, по взгляду, еще добавки хочешь, но, к сожалению, больше нету, разве что чайку могу предложить, – и, снявши со своего ремня фляжку, начал лить, за пазуху горячий чай… Сергей, упорно молчал, но по его сопению, можно было понять, что ему очень больно. Его испепеляющий взгляд продолжал сверлить Степана, и когда их глаза встретились, садист продолжил, нарочито вежливо издеваться:
– Не стоит благодарности, а то смотрю ты меня расцеловать хочешь. Можешь отблагодарить меня тем, что после того как постираешься, начистишь мне сапоги до блеска… отпусти его Колек. – Зарубин расцепил свою мертвую хватку, и зашел