острова, длившейся уже не первое столетие. Я решил исследовать это древнее достояние здешней культуры и направился вниз. Проводя рукой по перилам, словно ослепший старик, я шаг за шагом осматривал округлые стены маяка в надежде найти подобные гравюры. Плотные стены сооружения были девственно чистыми. Природный цвет камня напоминал о его истоках и от него веяло холодом, вызывающим дрожь от одной только мысли о прикосновении к нему. Лишь два окна по обе стороны маяка напоминали о существовании мира извне, позволяя свету стать частью замкнутого пространства. Спустившись к твердой породе из металлических ступеней, я осмотрел коридор и не сразу сообразил, что вход в нижний отсек находился прямо у меня под ногами. Крепко взявшись за кольцо на крышке люка, я потянул, что есть сил и с шумом отворил его. Эхо от упавшей на камень крышки слегка оглушило меня, и на пару секунд я стал дезориентирован. Всматриваясь в очередную лестницу, ведущую в кромешную тьму, я пытался найти какой-нибудь источник света, чтобы знать с чем имею дело. На стенах не было ни единого признака освещения. Осознав, что единственный выход из ситуации – это раствориться во тьме и надеяться на лучшее, я крепко ухватился за края, разделяющие меня от одного неверного шага, и аккуратно спустился на третью ступень. Словно зверь, крадущийся без единого звука, я спускался все ниже, и, глядя наверх, я видел, что точка света, позволявшая мне не впасть в истерику, становилась все меньше. Слегка оступившись, я понял, что достиг самого дна. В подвале не было видно ни единого проблеска света, пытающегося проникнуть вглубь с высоты семи метров. Начав движение вдоль периметра, я опирался о стены в надежде найти выключатель. Спустя несколько секунд, преодолев несколько преград у себя под ногами, мне все же удалось зажечь свет, ослепивший мои глаза, словно после глубокого сна. Прикрывая обзор правой рукой, я пытался постепенно привыкнуть к освещению и, в меру своих возможностей, начал осматривать помещение, скрывающее в себе множество заурядных вещей. Среди огромного количества металлических консервов с тушеным мясом и воды в пятилитровых емкостях из пожелтевшего пластика, там лежал заплесневевший якорь с привязанным к нему канатом и запылившийся сервиз из потемневшего серебра. Открыв очередную, и, насколько я полагал, последнюю дверь в маяке, я понял, что уборная представляет собой воронку, ведущую прямо в океан.
– Чего же еще можно пожелать? – задал я себе этот весьма уместный риторический вопрос.
Забрав с собой немного воды, две консервы и сервиз, я погасил свет и направился к выходу. С каждым шагом, возвращавшим меня обратно к смотровой части маяка, я убеждался в своей беспомощности. Несмотря на высоту сооружения и обзор, открывавший для меня неизведанные километры историй, я был птицей, забравшейся в клетку по собственной воле.
