Она села на стул, рядом с кроватью мужа, со спящей Либи на руках. Брайану ввели очередное лекарство, и он заснул, все так же шумно и мучительно заталкивая в легкие кислород. Паузы между вдохом и выдохом становились все короче. Потом Либи проснулась, стала капризничать и плакать, и Катя уехала с ней домой. Катя не спала в эту ночь, сидела в детской рядом с Либи, смотрела на медленно светлевшее небо в полоске окна между неплотно сомкнутых штор и ни о чем не думала. В ту ночь Брайан впал в коматозное состояние, и его перевели на аппарат искусственного дыхания. Катя снова приезжала в больницу днем, оставив Либи в садике. В тот день она впервые позволила себе то, на что буквально месяц назад ни за что бы не решилась: поспорила с Эммой и Барбарой. Они просили, чтобы Катя снова привезла Либи к отцу попрощаться, а Катя настаивала на своем: нечего маленькому ребенку смотреть на отца в таком состоянии. И впервые за многие годы у возмущенной Кати мелькнула мысль о том, что в России о таком и речь бы не зашла: приводить трехлетнего ребенка в реанимацию, посмотреть на отца в коме. Катя посчитала это бесспорным, и едва ли не единственным достоинством родины.
В полпятого утра следующего дня раздался звонок из больницы и Кате сообщили, что она стала вдовой. Брайан Джеймс Кёрсли только что покинул этот мир. Катя перешла из комнатки Либи в их с Брайаном, легла на кровать и заплакала. И вместе со слезами пришло странное ощущение облегчения – все закончилось. Наконец.
Liberty.
Она была благодарна Брайану за всё.
Yesterday
– Завтра Джон пригласил меня в ресторан, – сообщила Одрэ. – Я думаю, что не буду ночевать дома.
Лиза, сидевшая за ноутбуком, оглянулась на подругу, которая расчесывала волосы, стоя перед зеркалом.
– Я могу оставить тебе ключи, – поколебавшись, закончила