Проси прощенья у камней. Лемар Диа

о доме. Но что он такое – этот дом? Что значат эти буквы, которые волнуют ум и сердце так, как может волновать лишь самое сильное значение людского мира? Быть может, это мать, родившая на свет младенца; ее теплу обязано живое существо теперь и навсегда. Так с кровати, а может быть и с места для ночлега рядом с матерью, под боком, или же на ее груди начнется твориться волшебство. Оно плетется паутиной жизни, и в ней учувствуют уже и мать, младенец и может быть отец; и как ведь нужно, чтобы и отец был тоже. Но, если же нет ни отца, ни матери, что также случается в таком насыщенном в жизни произволе, то есть всегда, или найдутся руки, способные их заменить; и вот уже они, те самые руки, плетут остов судьбы. А лишь ведь с дома начнется и она – судьба – кровяная нитка живого существа, что будет воплетаться в сущность бытия.

      Но что же, где же дом? Кровать и пол, и может даже стены с крышей, а может быть – шалаш, пещера иль ущелье, – но все же – это кров. Так может дело все-таки в пространстве, месте? Несомненно. Ведь хрупкое тело ребенка нуждается в защите, а мать, оберегающая его – в охране и, может быть, любви, несомненно, любви. Там, где царит тепло очага, где пахнет грудным молоком и детской плотью, там, где изо дня в день осторожно отворяется и также тихо закрывается вход в местилище нежных беззащитных жизней, где пары рук по вечерам сплетаются в единое целое и наполняют тот храм спокойствием – вероятно там и начинается этот самый дом…

      Алексей, плененный мыслями, не заметил как задел плечом плечо чужого человека, идущего навстречу. Тот что-то недовольно проворчал, Алексей ответил – извините; свернул в знакомый переулок, поднялся на крыльцо.

      Он дернул рукоять двери, та подалась, и Алексей вошел в прихожую. К нему навстречу, тут же, из комнаты, шлепая тапками, вышел отец.

      – Батя, ты чего двери не запираешь?

      – А зачем – никто чужой сюда все равно не зайдет.

      – Мало ли, всякие ходят тут…

      – Привет, Леша, рад, что ты пришел.

      – Привет, батя, не мог не зайти, тем более, что мимо проходил. Я из больницы сейчас иду, – Алексей снял вещи и прошел в гостиную. – Навещал там Андрюху. Он тебе привет передавал.

      – А что с ним случилось? – удивился Григорий Андреевич, который хорошо знал приятеля Алексея. Алексей вкратце рассказал произошедшее отцу – они немного посмеялись.

      На диване лежал старый раскрытый альбом с черно-белыми фотографиями. Алексей сел рядом, в кресло, взял альбом и начал просматривать снимки, которые он видел уже столько раз. И сейчас, глядя на эти фотографии, воображение опять начало лепить в голове смазанные образы прошлого, такие же черно-белые, как и сами фотографии.

      – Каждый день его просматриваю, – Григорий Андреевич сел на край дивана, оперся на подлокотник и, почти касаясь сыновнего плеча головой, через очки смотрел в альбом. Алексей почувствовал от отца запах работы и улыбнулся. – Хорошие фотографии, правда?

      – Да, батя – хорошие. Отец, я, наверное, скоро уеду на какое-то время на восток, поработаю немного