На платформе стояла тишина… Дождь не смолкая лил и лил. Спрятаться было негде. «Черное» поглотило нас в глушь. Оставалось только улыбаться.
Вечером мы собрались вместе: мама, папа и я. Я читала книгу под названием «Знаменитые преступления» Александра Дюма. Папа, случайно взглянув на обложку книги, спросил у меня: «Эту книгу сын Дюма написал?» Мама задумчиво отвлеклась от своей книги из той же серии того же автора, ответила: «А кто его знает, но пишет, как отец».
В Железнодорожном у нас было две квартиры: в одной жили дау аника с дау атикой2, а в другой – папа, мама, я и брат. Дау аника водила меня в школы, и поэтому я жила вместе с ней и дау атикой. Помимо обычной школы у меня была почти суицидальная возможность учиться еще и в музыкальной, художественной и танцевальной одновременно.
Однажды в выходные я собирала рюкзак, чтобы его отнести в другой дом. Я пихала учебники в школу на субботу, когда бабушка подошла и сказала:
– Опять много учебников с собой берешь, – чтобы убедиться, что портфель тяжелый, она подняла его. – Ой… зачем же такой тяжелый?
Я ничего не сказала и продолжала собираться, бабушка отошла. Чуть позже она осторожно подошла с двумя литрами молока и аккуратно поинтересовалась:
– Возьмешь с собой?
…Дау анике очень нравилось, когда я играла на фортепиано, не только потому что это красиво и приятно, но еще и потому что в музыкальной школе у меня преподавала Тамара Евгеньевна.
Самое запоминающееся в ее внешности был ее рост, ее черные волосы и черные глаза. Это сочетание придавало ей дьявольски отпугивающий вид. Поэтому кроме моей бабушки ее боялись все несчастные родственники ее учеников. Любые невыученные ноты, не проигранные правой и левой рукой, грозили медленной и тяжелой поступью Тамары Евгеньевны в сторону прародителей и звучной карательной речью за все их провинности в невоспитании своих отпрысков.
Именно поэтому дау аника заставляла меня играть на инструменте, ласково спрашивая: «А ты сегодня садилась за фортепиано?» Ее вопрос совпадал с моментом, когда я уже собиралась с мужеством сесть наконец за проклятый инструмент, и отбивал всякое желание это делать. Когда я ей сказала, что ее попытки спасти себя от Тамары Евгеньевны дают обратный эффект, она перестала напоминать, всего лишь выразительно посматривая на фортепиано.
Наконец, после долгого игнорирования инструмента я начала играть гаммы. В дверях появилась дау аника и с неподдельным удивлением сказала:
– Не иначе завтра пойдет снег.
Нет смысла говорить, что на следующий день, 12 октября, и вправду пошел снег.
Впрочем, мои родители выдавали перлы и получше. В один солнечный