Было душно Иосифу Виссарионовичу. Он открыл окно, посчитав, что с такой просьбой к Власику обращаться было бы несколько неуместно со своей стороны. Запах дождевой воды влетел в комнату и когда уже этим запахом наполнилось всюду, стало казаться, что это запах уж очень прост – пахло просто сыростью. Глядя на вечернее, бледно голубое, как лёд, прозрачное и холодное небо, он слушал в себе грустную песню, подобную плачу.
Я могилку милой искал,
Но никак найти я не мог.
Долго держал в себе эту песню и никак не мог отпустить. Может, это она овладела им и удерживает его в воспоминаниях.
Где же ты, моя Сулико?
А Поскрёбышев сегодня необычайно любезен. Пришедшим навестить Вождя послам США и Соединённого Королевства он попросту и запросто сказал:
– Господа! Генералиссимус передаёт привет и наилучшие пожелания сэру Черчиллю и господину Президенту Трумэну и свидетельствует о глубоком уважении к этим персонам великих держав. А сейчас Генералиссимус находится в несколько подавленном состоянии от неожиданно приобретённой инфлюэнцы и извиняется за доставленное вам неудобство за несостоявшуюся встречу.
– Уважаемый генерал! Мы желаем Генералиссимусу скорейшего выздоровления, а сами удаляемся и просим вас, генерал, извинить нас за посещение друга американского и английского народов в неудачное для него время.
Послы ещё находились под влиянием совместной победы, и Генералиссимус ещё не был для них диктатором, ещё никто не обвинял его в отыскании и преследовании в стране тайных злодеев и предателей. Это всё будет чуть позже. Когда измены, рождённые в Смуту, достигли наших времён, когда Курбский, герой шестнадцатого века, смог сказать правду диктатору, но не сумел отказать себе в мнимом мщении узурпатору, что превратило его из героев в предателя. И не это ли послужило примером поздних наших героев русским властителям? Сам Курбский и король Сигизмунд в своём замысле потрясти Россию, однако, поначалу не смогли достигнуть желаемого – они смогли произвести лишь кратковременную тревогу. Но помимо этого сердце Ивана всё более и более кипело гневом и подозрениями. Все добрые к нему вельможи казались ему тайными злодеями, единомышленниками Курбского, он видел предательство в их печальных утомлённых глазах после пыток, ему слышались укоризны и угрозы в их молчании, он требовал доносов, и когда их было мало, жаждал истязаний над слабыми людьми и он распалялся истязать и истязать, когда видел, что жертва ещё не издыхает к его изумлению. И он тогда искал нового предлога для новых ужасов в России и находил. И в начале зимы 1564 года он покинул столицу, и столица пришла в ужас: безначалие царя казалось ещё ужаснее, чем тиранство. «Государь нас оставил! – завопил народ. – Кто нас защитит? Как могут быть овцы без пастыря?»
Тогда собрались духовенство, бояре, купечество, сановники