– Ну, вот мы и приехали. А ты, Генрих, скажи ребятам, чтобы они времени даром не теряли и побродили по берегу озера в поисках всего, что может более-менее гореть. Ведь сам подумай, что за пикник без костра?
– Но ведь здесь темно и ничего не видно! Что можно найти на ощупь? – резонно заметил он.
Пришлось развернуть два верхних боковых прожектора в разные стороны и берег озера осветился на добрые двести метров. И пока я возился с фарами, из машины вышли повеселевшие его товарищи, с явной опаской посматривающие на чёрные заросли близлежащего кустарника. Постояли кружком, о чём-то между собой тихо переговорили и попёрлись они, конечно, со своим оружием, которое обязательно будет мешать собирать им топливо для костра. А Генрих, со своим пулемётом, остался рядом со мной, что меня и насторожило.
– Генрих, ты, конечно, меня извини, но сам должен понимать моё опасение – всё-таки я вас подобрал не в аэропорту, а в глухом овраге, одетых в эту форму, как бы даже вооружённых и кроме тебя из вас никто не говорит по-русски. Очень странная забывчивость вашего руководства, и всё это меня настораживает. Ты бы не мог показать мне свои документы? – как можно убедительней попросил я его, тем самым высказав вроде бы правильные свои опасения.
– Это, вообще-то, нам запрещено, но тебе я могу показать, – с этими словами он протянул мне свою серенькую книжечку, и я, подойдя ближе к свету фар машины, прочёл на её обложке написанное готическим шрифтом «Вхерпа». Открываю и вижу, что документ выдан двадцать четвёртого марта сорок третьего года.
– Генрих, я всё понимаю, что эти документы вам нужны по сценарию вашего фильма, но мне нужны настоящие документы, которые выдают гражданам Германии и, наверное, с отметками пересечений вашей и нашей границы, понимаешь?
– Но это мои настоящие документы, и других нам не выдавали, – и для убедительности он ткнул указательным пальцем в свои антикварные документы, каким место только в музее.
– Ядрить тебя в дышло! Ты, что, за дурака меня держишь? И когда же ты их тогда получил? Ведь этого не может быть!
– Почему это не может? Я зимой этого года был призван в сухопутные войска Германии и прошёл полугодичную подготовку для новобранца в армейских лагерях Рейха под Гамбургом, – с этими, гордо сказанными словами, Генрих отвернулся от яркого света фар и…
Мама родная! Мне даже на миг показалось, что под проржавевшей солдатской каской был только его белый череп выбеленный временем, злобно ощерившийся на меня своими жуткого вида щербатыми зубами, а в глубине пустых глазниц