Поздно уже, а спать неохота. Наверное потому что днём мы дрыхали, а посля крепкий чай выпили, – в который раз закуривая, произнёс Фомин. Разбежатся что – ли по нарам. Устал я болтать, толко и слышу свой голос, а от тебя Смирнов, и слова не вытянешь, сидишь и уши развесил. Пашка улыбнулся и стал оправдываться.– Что я могу сказать Фома, в моей жизни не было ничего примечательного. Никаких ярких впечатлений, обсалютно ничего, что могло бы тебя заинтересовать. До семнадцати лет, можно сказать, одно сплошное детство, потом работа слесарем на производстве, где мамка пахала. Вечерняя школа в посёлке, совершенолетие, и глупая кража в магазине. Правда, я в лагере много книг прочёл, которые попадались мне в руки. Ты ведь знаешь Фома, какая в тайге литература. Много книг Авторитет отдалживал мне почитать. Его кто – то из офицеров коллонии снабжал. Однажды, после вечерней проверки, когда расходились по баракам, он увидел у меня в руке томик Чехова, и попросил его почитать. Когда читаю Чехова, – сказал он. – То каждый раз по новому открываю его талант. Замечательный писатель. Возвращая книгу Авторитет изрёк мне поучильно.– Слушай Некрасов, чтение книг в заключении, кроме пользы, вреда не принесёт. Заходи ко мне, после ужина, я дам почитать тебе что – то новое. Вот так, и завязалсь мои отношения с Авторитетом, можно сказать, на литературной почве. Послушай Фома, – впервые взял разгон Пашка.– Объясни мне одну вещь, если знаешь, почему у Авторитета такая необычная кликуха. – Необычная говоришь, – переспросил Фомин. – Да всё довольно просто Смирнов. С малолетки она к нему прицепилась. Давнишняя история, так что и не припомнишь все детали. Дай бог мне памяти. Однажды попал к нам на малолетку один малец из пересылочной тюрмы. Маленький такой, а уже весь в партачках, видать недавно его разрисовали. По ходу стал трепаться, что и сам умеет рисовать и работать тушью. Приготовили мы для этого дела все причиндалы, и пригласили ночью мальца в кабинет восспитателя. Я значит, Батя московский, Авторитет и дневальный тоже с нами был. Хором стали придумывать себе рисунки. Первый жертвой стал Авторитет, изъявив желание наколоть себе на грудь маленькую воровскую звезду. Мы с Батей стоим рядом и наблюдаем, а заодно держим под контролем коридор, чтобы не спалиться. Видим, что наш художник ничерта не смыслит в этом деле, а линии на звезде кривые и не симетричные. Авторитет лежал на преподавательском столе и губы кусал от боли. Вовремя мальца Батя остановил кулаком по голове. Слышим дневальный орёт Атас. Застукали нас менты, и всю ночь колотили чем попало. Это художество потом пришлось затушевать, и вместо звезды там у него на груди большими буквами наколото «Авторитет.»
Обычно по утрам Фомин исчезал, а Некрасов шарахался по дому, не зная чем себя занять, или-же сидел возле окна пялясь на забор и калитку, дожидаясь хозяина. На следущее утро после загула с бабами, Пашка проснулся не шесть, как в зоне, а в десять часов утра.
