Часть 1
Глава 1
Он сидел за рабочим столом у окна в своей маленькой комнатке. Часы показывали пять утра. Дождь, как сумасшедший, сбежавший из клиники, дико хохотал и барабанил пальцами по подоконнику. Кир одной рукой набирал текст на компьютере, другой подносил ко рту банку с энергетиком, понимая, что еще час такой работы, и его голова разорвется от недосыпа, а сердце лопнет, не выдержав своего бешеного ритма, вызванного многомесячным марафоном по научным исследованиям, переводам, чтению литературы, выступлениям на конференциях… Друзья говорили ему: «Забей болт на все, кому это нужно…» Но он успешно защищал курсовики, издавал газету «Подслушано у переводчика», выступал в студенческом языковом клубе и готовился стать переводчиком с английского языка. В вагонах метро, прислонившись к дверям, он писал стихи о том, как осень сутулит плечи, а в сердце приходит весна, о том, как одним дождливым петербургским вечером юный романтик мечтал у окна… Его самиздатовская книга «Исцеление бессонницей» вызвала фурор в университете и была отмечена призом «Литературное дарование факультета». Когда прекрасная Эвтерпа, муза лирической поэзии, покидала его, он переводил стихи Уайльда, Байрона, Фроста и других английских поэтов под музыку Бетховена, Вивальди, Листа или современного композитора Яна Тьерсена. Один из его переводов был включен в сборник английской поэзии.
На следующий день после вечернего спецкурса, сжимая в руке черный тканевый портфельчик с ноутбуком, он вышел из университета и тут же угодил в непроходимую лужу, которая стала символом осеннего Петербурга. В его сердце бушевал чистый глубоководный океан слов, которым он с легкостью, касанием пальцев к клавиатуре, управлял, словно капитан сложнейших текстов: сегодня он сдал на проверку курсовик и получил похвалу от научного руководителя, назвавшего его перспективным парнем. Так что каким бы уставшим он ни был, нужно изобразить решительность и всем своим видом показать свою перспективность. Он расправил плечи, расстегнул воротник куртки, чтобы оттуда дерзко выглядывал его новый шарф горчичного цвета, с которым поблекшая петербургская осень никак не хотела быть в одной гамме, надел на сухие губы легкую улыбку, пригладил взъерошенные темно-русые волосы и, гордо подняв голову, бесстрашно глядя в черные глаза сурового вечера, продолжил свой путь до автобусной остановки.
Нужный автобус все никак не подходил. Компашка замерзших студентов, обнявшись, пела «Выхода нет» Сплина, как будто так, заглушая звонкими голосами городскую осеннюю безысходность, перекрикивая однообразие учебных будней, можно было хоть на мгновение, пока звучит припев, приблизить рассвет молодости. Кир стиснул зубы, с трудом сдерживая свой порыв подойти к незнакомым ребятам и попросить их вместо фальшивых распевок послушать шум города. Но прямо на словах «Девочка с глазами из самого синего льда…» на остановке промелькнула знакомая длинная золотая коса, и он ринулся за ней, заскочив в автобус, даже не посмотрев на его номер. Она стояла, одной рукой держась за поручень, другой прижимая к груди книжку, которую никак не могла раскрыть из-за натиска толпы. Кир съежился от сияния, исходившего от ее волос, и в его голове стали один за другим мелькать поэтические образы: жаркие лучи волос, синева бездонных глаз, снежный бархат щек, пьяные вишенки губ… Она посмотрела по сторонам и случайно встретилась взглядом с Киром, оказавшимся в толпе хохочущих студентов. Спрятав пылающие щеки в шарфе, он направился к ней, расталкивая пассажиров. Она, наконец, раскрыла книгу и сделала вид, что погрузилась в чтение, но косила глаза на того, кто приближался к ней.
– Вот это люди… – выпалил он запыхавшимся голосом. – Не думал, что ты на автобусе ездишь.
– А на чем же мне ездить? На «феррари»? – рассмеялась она, оторвавшись от книги.
– В карете, конечно же, – с улыбкой произнес он.
Между ними повисла пауза, словно кто-то возвел прозрачную стену, отделявшую Кира от златовласки. Он поднял руку на уровень ее лица ладонью вперед, будто прикасаясь к невидимой преграде между ними. Не выдержав напряженного, затяжного молчания, она громко вздохнула, но этот звук слился с гулом автобусной толпы и не разрушил стену, разъединявшую их. Он разглядывал ее сияющую тысячами кристаллов несуществующего петербургского солнца косу, ее гладкий белоснежный лоб, сделанный не иначе как из мейсенского фарфора, на котором заметным контрастом выделялись нарисованные каким-то искусным художником дуги бровей. Он провел пальцем по невидимому стеклу на уровне ее век, словно пытаясь понять, теплая ли вода в озерах ее глаз. Такая лазурная спокойная вода бывает только в озерах, спрятанных между гор. И вот сейчас он сам погружался в молочно нежную, кристально чистую воду горного озера далекой, неизведанной страны. В ее глазах синими лентами сплетались мифы и легенды всех народов мира. Она была «небесной» гофмановской героиней, хранившей весь солнечный свет, по которому тосковал вечно понурый город. Она была нерассказанной историей под названием «Мэри из страны незаходящего солнца»…
– Кир, мне пора выходить… – растерянно проговорила она, отводя взгляд.
– Что? Уже метро? – Он очнулся