Лёшка сунул пластинку в карман.
Если господин Мёленбек скажет, что потерял дорогую вещь, Лёшка, так и быть, отдаст ему костяшку. Покажет, что честный и все такое. А если не скажет, то мало ли кто обронил. А вдруг – ценная вещь? Тогда и самим пригодится.
Лёшка взлетел на крыльцо, вытер ноги о тряпку, растянутую у порога, и постучал в дверь. Тоже вот, звонок не удосужились подвести.
Он подождал, пытаясь расслышать шаги.
Холодок скользнул между лопаток к шее. Страшновато. А ну как скажут, иди, мол, мальчик, отсюда, нам дети, типа, не нужны.
И плевать, что в объявлении ни фига про возраст не сказано.
Лёшка выдохнул и потер вспотевшие ладони о джинсы. Он, может, как раз по возрасту и годится. Психика гибкая, голова ясная.
Он заметил мазок грязи на кроссовке, оттер его, а когда поднял глаза, увидел перед собой мужчину лет пятидесяти, бородатого, полнощекого, в странном, похожем на камзол коричневом платье с шитьем золотой нитью по вороту. На ногах у мужчины были коричневые же панталоны, белые гольфы и черные туфли с пряжками, на пальцах – кольца и перстни, с уха свисала цепочка с моноклем.
Оригинально, подумал Лёшка.
– Здравствуйте, – сказал мужчина, слегка налегая на «а».
Он чуть сдвинул густые брови, ожидая ответной реакции.
– А-а… Здрасьте, – Лёшка протянул руку. – Я по объявлению.
– Да? – Мужчина с сомнением посмотрел на Лёшкину ладонь. – Что ж, прошу.
Он отступил, пропуская юношу в дом.
Лёшка еще раз вытер ноги и ступил в бывший купеческий особняк. Мужчина бесшумно закрыл за ним дверь. Звонко щелкнул замок.
Лёшка явно застал то ли ремонт, то ли приготовления к нему. Стены прихожей были ободраны до штукатурки, кое-где еще висели клочья серых обоев. Стояли заляпанные краской козлы. На деревянной, похожей на самодельную вешалке одиноко висел синий халат. На вытертом линолеуме расплывались следы сапог гигантского размера.
Всему этому стыдливо подмигивала из-под потолка маломощная лампочка.
– Электричество, – указывая на лампочку, с непонятным значением произнес мужчина. – Прошу за мной.
– Кроссовки снимать? – спросил Лёшка.
– Не надо.
И опять длинная, театральная «а».
За прихожей открылся разбегающийся двумя рукавами в стороны коридор в стенных панелях и пластиковых коробах. Светили плафоны. Прямо напротив входа поблескивали стеклянными вставками раздвижные створки, но Лёшкин проводник уверенно свернул направо, затем налево и остановился у массивной двери, которая по одному виду тянула тысяч на тридцать.
С резьбой. С завитушками. С металлическим кольцом в центре.
Мужчина покопался в камзоле, выудил ключ, напомнивший Лёшке ключ черепахи Тортиллы, и, сдвинув незаметный язычок, вонзил ключ в прорезь.
Поворот – и внутри двери ожил