– Тебе не нравится, как я пою? – удивился Анатолий.
– Нет, твой голос нехорош, ты бесчувственно поешь.
– Ладно, ладно, больше не буду. А ты готовься к выходу: мы приехали.
Место, где мы выгрузились из вагона, иначе, чем рельсами в чистом поле, назвать было нельзя. Стояли несколько стогов сена. Стелился туман. Было холодно и влажно. Ни одного огонька. Ни тропки не видно.
– Пойдем, – сказал приятель, – здесь неподалеку стоит изба; в ней живет одинокий старик, который за небольшую плату пускает поспать на полу.
– Ночь ведь на дворе. Неудобно. Да и побоится двух незнакомых мужиков впускать.
– Ты из всего создаешь проблемы. Идем.
Мы нашли дом и постучались в дверь. Не дождавшись ответа, стали стучать в окно. Отзыва не было.
– Должно быть, к дочери в Москву уехал. Что ж придется заночевать в стоге сена, а то замерзнем.
Мы вернулись к тому месту, где стояли стога, выбрали один из них и вырыли в нем большую нору для двух тел. Постелили один плащ и накрылись другим. Прикрыли нору изнутри сеном, накрылись с головой и, не успев протрезветь, уснули. Вскоре я проснулся от того, что с головой под плащом было невозможно дышать. Я откинул плащ, но лучше бы я этого не делал: на лицо тотчас просыпалось колючее сено, которое забило все отверстия. Стали болеть глаза, щекотало в носу и першило в горле. Невыносимо!
Я выбрался из нашего логова, как сумел, прочистил все дыры своего лица и напоследок, на всякий случай, еще и помочился, хотя там никакой закупорки вроде не было. Я еще не закончил испускать из себя струю, как услышал идущий из стога, тяжелый продолжительный стон.
– Анатолий, ты что? – испугался я.
– Куда ты, сука, слинял? Холодно же.
– А чего ты орешь?
– Так я же говорю, без тебя стало зябко, мне и привиделось, что у меня из-под бока сбежала жена, моя Томочка. Ах, какая она теплая и уютная. А мы тут, как идиоты, залезли в стог. Ну, давай обратно.
– Ну уж нет. Томочку я тебе все равно не смогу заменить, а дышать я предпочитаю не сеном, а воздухом. Все равно скоро светает. Пойдем на час раньше, чем планировали.
Он нехотя согласился. Лес начинался в десяти минутах ходьбы, и мы углубились в него.
– Постой, – сказал я, – здесь должен быть наш первый гриб.
– Да! Отсюда я всегда начинаю. Откуда ты знаешь?
Он требовательно смотрел на меня, ожидая ответа.
– Вот он наш беленький, – ласково бормотал я, выкручивая из почвы крепкую ногу и любуясь одновременно бархатистой головкой благородно-коричневого цвета.
– Ты нашел мое место, – сердито сказал Анатолий, – но ты ошибаешься: то, что ты держишь в руках, – не боровик; смотри, у него синеет ножка, это дубовик. Должен тебя предупредить: хоть это и съедобный гриб и даже вполне вкусный, – он несовместим с алкоголем, и воду, в которой он варился следует сливать. Недаром немцы называют его Hexenpilz – «ведьмин гриб». А ты употребляешь грибы помимо водки?
– Нет! – ответил я слегка пристыженный