По проторенной кем-то уже колее.
«Где сторожка лесничего, пыль – на замке…»
Где сторожка лесничего, пыль – на замке,
Где в овраги приходит зверьё помирать, —
Говорю на забытом людьми языке
Со стволами деревьев, – и слышит кора.
И трещит, как телега, в метель и в мороз,
Открывая секреты ушедших эпох.
Лишь один без ответа извечный вопрос —
Почему не является смертному Бог.
И в ночной тишине – с лесом наедине
Слышишь отклик природы, подсказку, игру,
Словно тысячи сосен запели во сне,
Что и я, как Господь, никогда не умру.
Где сторожка лесничего… и пустота,
Окрылённое сердце читает псалом,
И деревья со мной говорят про Христа,
Чтобы в будущей жизни воскреснуть крестом.
Не о том..не о том… не о том… но потом…
«По снежной седине земли…»
По снежной седине земли,
К пушистой шерсти древних елей,
Меня на саночках везли,
Как будто хоронить хотели.
И столько раз ты мимо шла,
Закутавшись в полы шинели,
Старушка сил добра и зла,
И бубенцы твои звенели.
Нет, – в этой седине зимы —
Сребристый дух моей природы,
Та тишина, что знали мы
В свои младенческие годы.
Та резвость санного пути,
По пролежням земли под мехом,
Прости, земля моя, спусти
Меня, как ель, чтоб легче ехать.
И я останусь на своих
На двух корнях, идти до вёсен,
Туда, где правит миром Стих,
Величием столетних сосен.
«Этот древний храм спрятал Бог в коре…»
Этот древний храм спрятал Бог в коре,
Он доминой стал на моём дворе,
Срубом дуба Сам Бог явился мне,
В нем алтарь, как печь из больших камней.
Я в нее вложил огонёк души,
Словно в ней я жил, иногда тушил.
Словно сотни лет он мой род хранит,
В нем сокрыт мой свет и моей родни.
От его от стен мне тепло в ночи,
Если ждём гостей, греет кирпичи.
Если ждём врага, крепче стража нет,
За окном пурга, чтоб запутать след.
И живу так век под его корой,
Человек живой, как в земле сырой.
Дай пойти на луг, надышаться, спеть,
Не пускает друг, закрывает клеть.
Если стал жрецом, получил покой,
Разруби крыльцо сам своей рукой.
Стань душой ствола да забудь о сне,
И течёт смола словно кровь во мне.
Я помню
Я помню: перекошенные рамы,
Обшарпанные стены и паркет,
И как сияли звезды в угольке,
И как входила полночь налегке.
И чашку молока в руках у мамы,
И эти, мной начищенные, рамы,
И этот,