Согласуется с вышесказанным мысль А. Бергсона, которую он публикует в трактате «Смех», обдумывая природу комического: «Какова бы ни была доктрина, которой придерживается наш ум, наше воображение имеет свою вполне определенную философию: в каждой форме человеческого тела оно видит усилие души, обрабатывающей материю, – души бесконечно гибкой, вечно подвижной, свободной от действия закона тяготения … Некоторую долю своей окрыленной легкости душа сообщает телу, которое она одухотворяет» [Бергсон 1992: 25]. (Заметим в скобках, что подобные представления противоречат одной из особенностей эпической картины мира, состоящей в отсутствии интереса к изображению и анализу внутреннего мира личности [Гвоздецкая 1991: 140].)
В отличие от антропоцентрического взгляда на объект, открытого в предыдущих цитатах, П. Рикёр, ставящий на идеи философской герменевтики, в статье «Герменевтика и метод социальных наук» смотрит на событие выражения с более отвлеченной, но одновременно всеохватной позиции, стремясь уловить целостную структуру и вычленить ее отдельные моменты. Он останавливается на понимании как искусстве «постижения значения знаков, передаваемых одним сознанием и воспринимаемых другими сознаниями через их внешнее выражение (жесты, позы и, разумеется, речь). Цель понимания – совершить переход от этого выражения к тому, что является основной интенцией знака, и выйти вовне через выражение (выделено мной. – Е.О.)» [Рикёр 1995: 3]. Сопоставляя далее герменевтику текста с герменевтикой социальной сферы, французский философ утверждает, что любое социальное действие может быть «прочитанным», а поэтому несет в себе сходство со знаком в той мере, в какой формируется с помощью знаков, правил, норм, короче говоря – значений. Со ссылкой на понимание символа Лейбницем, Элиаде и Кассирером Рикёр трактует действие как феномен неизменно символически опосредованный, а символизм, в свою очередь, как свойство, имманентное действию. Отсюда правильно было бы истолковывать поведение человека вариативно: «Можно интерпретировать какой-либо жест, например поднятую руку, то как голосование, то как молитву, то как желание остановить такси» [Рикёр 1995: 10–11].
Делая резюме по поводу знаковой сущности действия, Рикёр использует неожиданное сравнение действия и книги: эти два феномена в равной степени «являются произведениями, открытыми множеству читателей. Как и в сфере письма, здесь то одерживает победу возможность быть прочитанными, то верх берет неясность и даже стремление все запутать» [Рикёр 1995: 18].
Обратимся теперь к анализу категории выражения, изложенному М.М. Бахтиным в «Марксизме и философии