– Вот еще, – возмутилась мама Брокк, – еще из-за тебя, дурака, рельсы пачкать…
– Любит меня, – сказал Брокк с улыбкой то ли про Сашу, то ли про свою нежную мать.
Ответ принесли соцсети.
«Материковая часть Virago пополнилась! Наша гордость – Sasha Virago – теперь с нами. Мы очень рады, что к нам присоединяются такие таланты. Наша семья растет, а с ней и возможности для творчества», – писала некая Офелия Лихт, роскошная цыпа, чей инстаграм почти полностью был заполнен изысканными фотографиями ее полуобнаженного тела. Демид подписался на эту Офелию Лихт, а Брокк тогда напился айвового самогона семьи Гингер и орал с балкона стихи Есенина.
– Если ты тут строишь алтарь, то никому его не показывай, – Демид посмотрел на Сашкин портрет еще немного и отвернул его к стене. Слишком возбуждающе скалилась оттуда веснушчатая физиономия. – Он ей все отдал. Все семьдесят две тысячи…
– Я бы тоже отдал, – Брокк завалился на кровать и заложил руки за голову.
– Хочешь я тебе отсосу? – полушутливо спросил Демид, плюхнувшись рядом и уткнувшись губами в шею Брокка.
– Отвали, животное, – усмехнулся он и легонько отпихнул его.
В окно заглянуло бледное осеннее солнце. Демид смотрел, как пучок света скользнул по светлым бровям его друга, его бесцветным ресницам, коже цвета слоновой кости и бескровным от упавшего давления капризным губам. Брокк задремал, а Демид уставился в потолок, прислушиваясь. Вроде подъехала машина, вроде хлопнули дверцы – все звуки утонули в ватной тишине.
Ее выволокли из машины и бросили на крыльцо. Она лежала на холодном камне в одних тонких рваных колготках, и прохладный осенний ветер трепал медные пряди ее волос.
Ни Демид, ни Брокк ничего не услышали.
7
Анника сидела на последней парте и вместо того, чтобы слушать историка, читала «Сердце хирурга». Она не посмотрела на год издания книги, когда стягивала ее с полки, подумав, что на страницах ее поджидают кровавые истории от известного торакального хирурга. Но воспоминания Углова о родителях окунули ее в скучнейшее повествование о коллективизации и изъятии излишков зерна у кулаков. Можно было с тем же успехом слушать историка. Даже баба Маня, санитарка из хирургии, рассказывала куда более интересные вещи. Например, как один утырок залил себе желудок монтажной пеной. Хотел с собой покончить, а потом передумал, и хирургам пришлось его потрошить. Брат матерился громче всех, вытаскивая пробку из окаменевшей пены из нижнего отдела пищевода.
Он, конечно, выглядел круто! И чувствовал себя крутым! Анника тоже хотела бы иметь столько же уверенности в себе, но это не так-то просто… Особенно, если она продолжит учиться в этой школе для умственно отсталых.
Мегерская средняя школа располагалась в очень красивом старинном здании с вычурной лепниной на потолках – это было единственное