– Тогда окрестим мы. Дядя Джованни не откажется опять побыть крестным отцом, пусть ему и скоро восемьдесят лет. Других католиков у нас нет. Густи, наверное, хочет, чтобы мальчик вырос в ее вере…, – об именах они пока не говорили. Густи упорно называла ребенка Беби:
– Ладно, – заметила Марта, – святцы никто не отменял. Посмотрим, на какой день придется крещение и выберем хорошее имя для малыша.
Утром Волк и Максим отстояли службу в Воскресенском соборе в Вильмерсдорфе:
– Церковь Московского патриархата, – недовольно сказал Волк, – большевистская. Но мы не станем мозолить глаза агентам Штази и Комитета, буде такие найдутся среди прихожан…, – обосновавшись в дальнем углу, они покинули храм до окончания службы:
– За день до начала июльского путча тетя Эмма венчалась здесь с Воронцовым-Вельяминовым, – вспомнил Максим.
По булыжному двору Бендлерблока хлестал дождь:
– В Стокгольме сходи в церковь, – велел Волк сыну, – там приход западного патриархата, Преображенский храм, Андреас тебе все покажет…, – он помолчал:
– Ему ты тоже помоги. Он с сестрой родителей похоронит. Грета и Кампе…, – Волк перекрестился, – они были редкие люди, сейчас таких и нет давно. Да упокоит Господь души праведников и даст им присутствие под сенью крыл Его…, – капли стекали по серому граниту мемориальных досок:
– Дядю Генриха расстреляли не здесь, как остальных, – вспомнил Максим, – его убил Максимилиан, его брат…, – он тихо отозвался:
– Аминь. Папа…, – юноша помялся, – я не знаю, как…, – Волк поцеловал теплый висок мальчика. Они были почти одного роста:
– В его года я похоронил бабушку, – подумал Волк, – хватит о смерти. Я увижу Марию и нашего внука. Мы с Мартой дождемся правнуков, как Анна Александровна и Федор Петрович…, – он погладил сына по влажным волосам:
– Никак не надо, милый. Твоя мама рассказывала, что когда ты родился, то тебе тетя Ева покойница первым делом показала Джомолунгму…, – Максим задумался:
– Надо жить так, словно горы всегда передо мной…, – Волк обнял сына:
– Так, как жили сражавшиеся против зла, – он обвел рукой двор, – зло можно победить только любовью, милый мой…, – Максим прижался головой к плечу отца:
– Все будет хорошо, папа, я обещаю. Спасибо, что ты приехал…, – Волк подтолкнул его:
– В Стокгольме мы тоже появимся. Мать твоя раньше прибудет, чтобы тебя подготовить. Видимо, пришла пора нам отправляться на пенсию…, – Максим забрал у него зонт:
– Этого папа, ты знать не можешь…, – взявшись за руки, они пошли к машине.
Париж
Гулкая лестница буржуазного дома затряслась под топотом детских ног. Нина Ламбер мчалась наверх, таща за собой младшую сестру. Виктория размахивала плетеной марокканской корзинкой. Из-под крышки слышалось жалобное мяуканье:
– Девочки, – раздался снизу голос