«В лесопосадках была у нас сделана канатная дорога. Тебя туда Соничка не пускали а мы с парнями тайком бегали. Повиснешь на специальной палке и катишься вниз. Так здораво! Я однажды навернулся отуда и поймал между ног другую веревку. Перевернулся на ней и шваркнулся об землю так что дыхалку отбило напрочь. Лежал и хватал воздух ртом и понимал что все помираю. И непонятно за что хвататься то ли за грудь то ли ниже. Все болит. Страшно было. Но ничего задышал как-то.
А за лесопосадками располагалось множество пионерских лагерей. Летом туда в большом количестве привозили толстых городских мальчиков и красивых девочек. Я то тебе всегда любил а парни наши ходили на дискотеки а после лазали в корпуса к девчонкам. Девочки были смышленые и деревенскими пацанам уступали. Но все происходило прилично так поцелуйчики-обнимульчики.
Ладно дорогая Сонюшка закончу опять чтобы ты не устала и не выкинула письмо не дочетав.
Твой Федор П.».
За стеной, в соседнем купе, гуляли дембеля. В какой-то момент степень моего опьянения приблизилась к той стадии, когда хочется общения и будьчтобудевщины. «Будьчтобудевщина» – мой личный термин, которым я скромно горжусь. Означает широкое понятие, включающее русский «авось», помноженный на ощущение вседозволенности и всемогущества. То состояние, в котором хочется перестать думать о последствиях. Я встал, достал из позвякивающей сумки бутылку и собрался пойти к ним. Но что-то остановило.
Посидел, посмотрел в окно. Лег под одеяло.
Уснуть сразу мне не удалось. Как пишут в плохих книжках, «его одолели разные мысли». До сего момента мне казалось, что ничего в этой жизни задеть и разбередить меня уже не может. Любови мои отболели, мир познан, нет никаких секретов и тайных смыслов. Все вокруг предельно логично, целесообразно и поддается статистическому анализу.
Но письма Плойкина разбудили во мне что-то… Я не знаю, что они во мне разбудили, не люблю самокопаний. Знаю только, что никакого отвращения от поездки в Разумное я уже не испытывал. Мне захотелось посмотреть на этих людей своими глазами.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Обломок империи
Белгородский вокзал встретил меня гостеприимно, но дождливо. Так плачет верная девушка, долгие годы прождавшая своего жениха, но, вместо статного юноши, увидевшая на пороге седобородого старца.
Проводница с радостной ненавистью, усилившейся за время поездки тем, что я не покупал кофе-чай, ответила на мое «спасибо»: «Приходите еще». Обязательно. И вы к нам.
Прошел сквозь нестройные ряды вокзальных таксистов. Я знал, что город невелик, тут все рядом, а с моим нынешним финансовым положением поездка на такси точно не обрушила бы бюджет. Тем более такая поездка идеально вписывалась в «накладные расходы». Сам Владислав Всевоволодович не смог бы подкопаться. Думаю, я мог бы даже взять две машины. Положить в одну из них сумку, в другую – куртку, и самому