Но люди шли за ним и рисковали – он был первым, кто заговорил так об их муках и муках миллионов своих сограждан.
(…) История русско-польской графини удивительна, спасение – чудесно. Господи, сколько же мы зла причинили не только своему, но множеству народов и ещё считаем, что нас кто-то должен любить. И ещё удивляемся: за что это Бог нас так наказывает? Нет в народе покаяния – правильнее, наверное, раскаяния, – наготове всегда оправдание: это не мы храмы рушили, кладбища разоряли, начальники были. И что иконы на растопку шли, не виноваты, в избах всё равно вешать не велели. И мужички, устав от грабежей барских усадеб, равнодушно поглядывали на поругание и Бога, да и своего брата-мужика.
И самое главное – ведь хотят назад, к равенству в нищете…
Я с этими «гражданскими мотивами» никогда не кончу. Злая иногда бываю, зря, конечно. Недавно была у меня старая знакомая, знала её прелестной девчушкой, жила в соседнем доме. Теперь Таня молодая, умная, весёлая жена талантливого математика князя А. Хованского, мама двух взрослых дочек и бабушка очаровательных внуков. Живёт то в Москве, то в Торонто, в Ульяновск приехала к маме. Среди оживлённого разговора обо всём – от внуков до М. Цветаевой – вдруг проникновенно сказала: «Как хорошо здесь!» Я: «Где? У мамы? У меня?» Таня, тихо: «В России».
Может быть, правда, что «большое видится на расстоянии»?
Спасибо, что вспоминали обо мне, слушая Б.Ш. Окуджаву. Он удивительно мой человек – поэт-бард-писатель. После его смерти я ясно поняла и почувствовала, что живу «чужой век». Ведь я много не понимаю, когда смотрю в «ящик» или слушаю радио. Самое главное – и понимать не хочется (…)
После «Телёнка» и «Записок об А. Ахматовой» (III том) переключилась на лёгкое чтение. «Королеву Марго» читаю с тем же увлечением, как 55 лет назад – под партой, на уроке химии.
(…) Конечно, друзья – это заслон от всяческой современной мерзости, и вы правы – новых уже не «завести». Старые уходят навсегда. Я когда-то радовалась, что вокруг было много близких людей лет на 20 моложе меня. Увы, большинство – изменились: идёт борьба за выживание, «лозунг» «возьмёмся за руки, друзья» – еле дышит. Хватило бы сил на обустройство собственного семейства. Я их не виню. Жалко просто. И вкусы, увы, меняются, и всё в худшую сторону.
Считаю, что сейчас волю к жизни, радость и утешение может дать только настоящее и вечное – нет Пушкина, нет Бенуа, Ахматовой, нет Ф.Г. Раневской и З.Е. Гердта, нет Окуджавы; живы Д.С. Лихачёв, А.И. Солженицын. И даже если они уйдут раньше или позже (умер же И. Бродский в свои чуть за 50!) – они будут с нами. Никто и ничто не отнимут, их нельзя купить, как газету или журнал!
Сейчас идёт цикл о Нобелевских лауреатах, жалею, что пропустила начало, а вот о Шолохове, Солженицыне и Бродском были очень хорошие. (Об Александре Исаевиче повторяли Радзинского).
Читаю подаренную книгу воспоминаний М. Козакова – правдиво, многое, в общем, интересно, но это такой антипод «Дневнику» Нагибина – с его безудержной злостью, беспощадностью (и к себе – в первую очередь!) и какой-то