Если обличительные статьи Барона Икса вызывали ненависть к нему властей и «прикормленной» части местной интеллигенции (реакционный историограф Новороссии А. Скальковский, скажем, называл его ни много ни мало как «исчадьем ада, порожденным на гибель славного края»), то для читающей молодежи Герцо-Виноградский был настоящим кумиром («Иеремией развратной Ниневии, города, где все продается и все покупается…» называл страстного публициста Стас Дорошевич). Примечательно, что на праздновании 25-летнего юбилея журналистской деятельности С. Герцо-Виноградского звучали стихи, в которых, похоже, отразилась вся суть его азартной и благородной натуры: «Рыцарь дела, рыцарь слова и борец за идеал! // Много честного, святого в четверть века ты создал».
От журналистики – к покорителям неба. Вроде бы честолюбие участника состязания, а к ней и спортивная злость и великодушие уверенного в себе человека существуют в параллельных мирах. Известный одесский авиатор Сергей Уточкин во время авиаперелета из одной столицы в другую в июле 1911 года доказал обратное. Он первым стартовал на оснащенном для дальних перелетов самолете «Блерио» с Комендантского аэродрома в северной столице. До Новгорода у летчика проблем не было, но в десяти километрах от города стал «чихать» мотор. Пришлось приземляться в пригороде и делать срочный ремонт. На следующий день Уточкин продолжил полет, однако тут на пути авиатора встала непогода: сильный ветер бросил моноплан вниз. Аварийную жесткую посадку пришлось делать в двадцати пяти километрах от Крестцов, у деревни Вины. Самолет был разбит и уже не смог принимать участия в состязании…
Но именно в этих обстоятельства раскрылись самые лучшие человеческие качества прославленного одесского авиатора: «… во время последнего несчастного перелета (Петербург – Москва) показал Уточкин с великолепной стороны свое открытое, правдивое и доброе сердце. Тогда – помните? – один из авиаторов, счастливо упавший, но поломавший аппарат, отказал севшему с ним рядом товарищу в бензине и масле: „Не мне – так никому“. Уточкин, находясь в аналогичном положении, не только отдал Васильеву свой запас, но сам, едва передвигавшийся от последствий жестокого падения, нашел в себе достаточно мужества и терпения, чтобы пустить в ход пропеллер Васильевского аэроплана» (из очерка Александра Куприна «Уточкин»).
От авиационного спорта – разворот на 180 градусов, в насыщенную дискуссиями сферу литературной критики. Традиционность, всегдашний учет мнения большинства и спорные гипотезы мыслителя-индивидуалиста, пожалуй, тоже практически всегда движутся параллельными курсами. И пересекаются лишь тогда, когда накал эмоций и интеллектуального