– Веди, Хоб, – драматическим голосом провозгласила я.
Откинув голову и расправив плечи с видом героя военного фильма, уводящего свою армию из плена, Хоб промаршировал по церковному кладбищу, и я, удерживая неудобный сверток, пошла за ним.
Никто не заподозрил, что я уношу улики с места преступления.
Хоб ни разу не оглянулся на меня. С тем же успехом я могла быть служанкой, несущей шлейф его мантии.
Мы прошли мимо церкви по центральной улице, потом свернули в узкий проход между лавкой зеленщика и бюро ритуальных услуг. Справа находилась кирпичная стена, а слева – высокий деревянный забор.
– Здесь, – Хоб заговорил впервые с тех пор, как мы покинули церковный двор.
Я остановилась, уставившись на потрепанную деревянную вывеску над открытой калиткой.
«Ф. Т. Найтингейл. Похороны и др.»
– Постой… – заговорила я, но Хоб поднес палец к губам, заставляя меня умолкнуть.
– Тихо, – прошептал он, – я не хочу, чтобы па нас услышал.
– Па? – переспросила я.
– Мой отец, – пояснил он, указав на вывеску. – Гробовщик.
Я чуть не упала. Не часто судьба дает такой шанс. Я чувствовала, как будто одновременно вытащила четыре туза и джокер.
– Гробовщик, – пробормотала я, – подумать только!
– Не бойся, – тихо сказал Хоб, выразительно артикулируя губами.
– Уверен? – ответила я в той же манере.
Он не ответил, но поманил меня согнутым пальцем за забор.
Внутри был широкий мощеный двор, и я как будто оказалась в другом столетии. Все это место – от газовой лампы над задней дверью дома до коновязи – было отправной точкой для процессии на кладбище.
Я представила терпеливых черных лошадей, запряженных в торжественный черный лакированный катафалк, через стеклянные окна которого те, кому еще посчастливилось пожить, могут поглазеть на труп.
Кокарды, крашенные в черный страусиные перья, шевелятся на ветру, словно перья мертвой птицы (чем они, собственно, и являются). Все, чтобы вызвать трепет у зрителей и напомнить им, что они тоже смертны; носильщики в черных цилиндрах молча идут рядом с гробом и посматривают на окружающих, словно говоря: «Ты! Да, ты – ты можешь оказаться следующим!»
О, эти старые добрые времена, когда смерть была повседневным спутником, а не слабоумным родственником, которого прячут подальше, не желая с ним общаться.
Сегодня у двери, где когда-то переступали с ноги на ногу лошади, стоял видавший виды автомобиль. «Остин», судя по всему, в прошлой жизни служивший такси в Лондоне.
Я осмотрелась и поняла, что это задний двор – территория, не предназначенная для посторонних глаз. Вдоль забора выстроились деревянные гробы, в углах составлены коробки с пустыми бутылками.
Я подалась вперед, изучая этикетки.
Ага! Как я и подозревала: формальдегид, хлорид ртути, мышьяковистая кислота и щепотка старого доброго