Один по улицам брожу
И повернув за дом высокий,
На площадь Пушкина спешу
И к гению российской лиры,
Сняв шапку молча, подхожу
И долго на него гляжу,
Любуясь собственным кумиром.
И низко в пояс поклонившись
До скорой встречи с ним простившись,
Иду к Кремлю по улице Тверской,
Любуясь зимнею Москвой.
И так гуляя ночью по дороге снежной,
Решил я двух героев наших навестить,
А чтобы им внимание уделить,
Пройдя по площади Манежной.
По Красной площади я к храму Покрова спешу
И вот когда волнение в себе одолеваю,
К Пожарскому и Минину я робко подхожу
И перед ними голову свою склоняю.
Уж двести лет им этот памятник в Москве стоит
И подвиг их народный прославляет,
Но память им свою Россия благодарная хранит,
Да их победу славную не забывает.
И о героях наших я решил подробно всё узнать,
И разобраться в той войне гражданской пожелал,
Да Смуту дьявольскую на Руси я захотел понять
И вот что о трагедии народной я узнал.
Глава первая. Разгром Романовых
За горизонт уж солнце западало,
Прощаясь, нежно освещало,
Зубцы Московского Кремля,
Когда вечерняя заря,
Златыми искрами играла,
В глазах веселых москвичей
И постепенно угасала,
В крестах бесчисленных церквей.
В такую милую погоду,
Когда все улицы заполнены народом,
В домишке, маленьком, уютном,
Стоящем, на окраине Москвы,
Василий Шуйский в настроении угрюмом,
Ждал встречи с Митькой Верховым,
Он с детства у Черкасского Бориса жил
И князь ему как верному холопу доверял,
Но всё что он в боярском доме узнавал,
При встречах Шуйскому за деньги доносил.
И вот в назначенное время,
Послышался условный стук Матвея.
Князь приподнял запор тяжелый,
Матвея в комнату впустил
И усадив за стол дубовый,
Суровым голосом спросил:
«Ну как сегодня ты дошёл,
Гостей, не званных, не привёл?»
На что ему Матвей ответил:
«Не ласково меня ты нынче встретил.
Боярских сыщиков ты можешь не бояться.
От них легко в народе затеряться,
Ну а теперь давай о деле,
О том, что я на днях узнал.
К Черкасскому на той неделе,
Романов Федор приезжал,
И хоть закрылись в комнате они,
Я весь их разговор слыхал.
И вот наедине, какую тайну,
Решил родному зятю Фёдор рассказать,
Когда царь тяжко занемог,
Романов смог от своих слуг узнать .
.
Что слухи кто-то распускал,
О том, что жив царевич Дмитрий,
Не он был в Угличе убитый,
В тот день, когда народ восстал,
Что Дмитрий с преданным слугою,
Из города тайком бежал.
Тогда решил я сам узнать,
Кто эти слухи мог распространять.
И ровно через месяц вскоре,
Я с другом детства повстречался,
И он в случайном разговоре,
Мне по секрету проболтался,
Что жив сын Грозного Димитрий,
Не он был в Угличе убитый,
В тот день, когда народ восстал,
Что Дмитрий с преданным слугою,
Из города тайком бежал.
А далее мне начал утверждать,
Что сам «царевича» прекрасно знает,
При этом страстно убеждать,
Что тайну их он ото всех скрывает.
Здесь я отменно постарался,
Его скорее убедить,
Меня в их тайну посвятить,
И вот когда ему поклялся,
Их тайну вечно сохранять,
При этом стать немым как рыба,
Чтоб не смогла бы даже дыба,
Язык железом развязать,
Он поселил в меня надежду
И