– Слава, ну пожалуйста! У меня уже в глазах темнеет от этой посуды!
– А у меня от того, что я один кормлю семь ртов!
Зиганшин знал, что потом пожалеет, но остановиться уже не мог:
– Я не сплю точно так же, как и ты, но каждое утро встаю и еду на службу, и не потому, что очень этого хочу, а потому, что делаю свое дело. Выполняю свой долг и не ною: купите мне то, купите это. Обхожусь тем что есть и не шарахаюсь целыми днями всклокоченный и в пижаме!
– Это не пижама, а домашний костюм.
– Это пижама, Фрида! Причем заблеванная!
– Где? Ой, да, – жена заметалась, оглядывая себя, и покраснела, – прости, не заметила. Сейчас переодену.
– А надо замечать! – Из-за детей повышать голос было нельзя, приходилось орать шепотом, что придавало ссоре какую-то нелепую театральность. – Ты опустилась, Фрида, и не хочешь ничего делать, вот и всё!
Жена молча вышла из кухни. Зиганшин посидел, подышал, потрепал подошедшую Найду по широкому лбу и взялся мыть свою тарелку, размышляя о том, какая он скотина.
Сполоснуть один прибор за собой и то требуется время, а Фриде сколько всего приходится мыть! Кастрюли, сковородки, страшно подумать! По полдня тратит на одну только посуду, а надо еще еду приготовить, постирать, погладить, причем пеленки с двух сторон, потому что Фрида считает памперсы злом и пользуется ими только для прогулок и в исключительных случаях. Надо подмести, вытереть пыль, помочь детям с уроками, приголубить маленькую Свету и сделать еще кучу разных женских дел, о которых он даже не знает, а просто пользуется результатом.
Так если есть возможность хоть немного облегчить человеку труд, надо это сделать, а не взывать к героизму и не унижать, чтоб знал свое место!
Да, пора ему на повышение, ибо науку управления людьми он, кажется, вполне освоил!
Зиганшин поморщился, так ему стало стыдно. Малюсенькое пятнышко, в другой раз он бы его и не заметил. Прическа не идеальная – так можно подумать, он хоть раз отвез жену в город! Сидит она тут с малышами как пришитая, а в их глухомани парикмахеров нет.
Зиганшин вышел в гостиную. Фрида переоделась в нарядный халатик, слишком легкий для зимы, и гладила пеленки на столе, подложив старое армейское одеяло, которое Зиганшин когда-то где-то стащил, но уже не помнил, когда и где.
Волосы она пригладила, как могла, и прихватила Светиным обручем, но они упрямо торчали в разные стороны.
– Сама выберешь или мне заказать?
– Ничего не надо.
– Нет, ты права. Хочешь, я доглажу, а ты пока посмотри, где лучше.
– Да подавись ты своими деньгами! – вдруг выплюнула Фрида.
– Что значит «подавись»? Будто я эти деньги пропиваю!
– Все, я сказала, ничего не надо. Разговор окончен.
– Нет, Фрида! Ты вот реально лучше бы ударила меня сейчас, чем сказать такое! Ты же знаешь, для чего мы бережем деньги.
Она вздохнула и примирительно